Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Часть II Возвращение 6 страница

Читайте также:
  1. Contents 1 страница
  2. Contents 10 страница
  3. Contents 11 страница
  4. Contents 12 страница
  5. Contents 13 страница
  6. Contents 14 страница
  7. Contents 15 страница

– Егор… ты соскучился?

– Очень, – шепотом признался сын. – Я, когда дед не слышит, плачу немножко, но потом быстро глаза вытираю – мужчины ведь не плачут, да? Так папа говорил…

Марина словно увидела, как он плачет вечером, забившись в самый угол дивана, маленький, одинокий и беззащитный, как потом прячет свои слезы от деда, потому что «мужики не воют, как бабы», так его учил Хохол, и сердце ее сжалось и заныло.

– Сынок… ты немного потерпи, ладно? Я скоро приеду… Хотя… А ну их всех к черту! – вдруг зло бросила она, забыв, что говорит с пятилетним ребенком. – Завтра вечером ты прилетишь сюда и будешь со мной.

– Как это – прилечу? – удивился сын.

– А вот так. Дай мне деда.

Виктор Иванович начал с дежурных вопросов о здоровье и самочувствии, но Марина сразу перешла к делу, попросив собрать Егоркины вещи.

– Это еще зачем? – недовольно спросил отец, и Коваль чуть повысила голос:

– Папа, я не прошу обсуждать это, да? Я прошу собрать ребенку вещи. Завтра за ним приедет человек.

– Ты зря это затеяла.

– Нет, не зря! И не говори мне, что и как делать!

– Ну, теперь я понимаю, что ты попала в свою среду, – усмехнулся отец невесело. – Ты снова Наковальня и даже не замечаешь этого.

– Прости… у меня был тяжелый день… так ты сделаешь то, что я прошу? Его документы в рюкзачке – там паспорт и свидетельство.

– Да, я все сделаю. Сегодня Евгений звонил.

– Мне Егор сказал. Это адвокат ему телефон приносит, я с ним тоже разговаривала вчера. Пап, ну, все, договорились? Ты мне завтра сразу позвони, как только Егора отдашь, ладно?

– Не волнуйся. Но мне будет очень одиноко, я уже привык…

– Пап! Ну, не дави мне на гниль, а? – жалобно попросила Марина, шаря по столу в поисках зажигалки.

– Все, не буду. Ладно, пойду собирать вещи. Завтра созвонимся.

Сунув трубку в карман халата, Марина задумалась, подперев голову рукой с дымящейся сигаретой. Правильно ли она поступила, поддавшись импульсивному желанию видеть ребенка рядом? Не приведет ли это к непредвиденным последствиям? С другой стороны – а чем лучше там, в Москве? Здесь хотя бы на глазах будет, а там? Если что-то случится, она сумеет защитить его. И Бес не откажет ей в том, чтобы приставить к мальчику охранника. И еще есть Гена – однорукий Гена, бывший с Егоркой в самом раннем детстве. О том, что Гена теперь работает у Николая, она не думала – ее интересовал только собственный ребенок, только его безопасность и покой. А Колька найдет себе еще кого-то, ведь это временно, ненадолго. Нужно будет прямо завтра попросить Ветку позвонить ему и обрисовать ситуацию. И еще – выпросить у Беса разрешение на поездку Бармалея в Москву, потому что сейчас только ему она могла доверить ребенка.

 

Подкараулив Гришку утром в воскресенье тепленьким после душа и чашки кофе, Коваль уселась на подлокотник его кресла и замурлыкала, поглаживая по волосам:

– Гриш… у меня просьба. Обещай, что выполнишь…

Бес засмеялся и отрицательно покачал головой:

– Так не пойдет. Утром деньги, вечером стулья.

– Разреши мне сюда сына привезти.

– Что ерунду спрашиваешь с такой серьезной мордой? – удивился Гришка. – Я тебе как могу запретить? Кто я тебе?

– Ты не понял. Мне нужно, чтобы твой Бармалей слетал сегодня в Москву и обратно и привез Егора сюда. Дорогу я оплачу.

– Ну, разумеется! Я же парень бедный, куда мне три билета на самолет! – ехидно усмехнулся Гришка. – Не забывай, это ведь мой племянник. Да и нашему будет повеселее, он же совсем детей не видит, только на реабилитации.

Последнее Бес выговорил каким-то жалким голосом и сразу отвернулся, жестом дав Марине понять, чтобы ушла. Она догадалась о причине, но приставать с разговорами не стала, пошла к Бармалею и вкратце объяснила, что от него хочет. Амбал улыбнулся и заверил:

– Марина Викторовна, не переживайте! Привезу бойца в лучшем виде, мы ж с ним почти кенты.

Он быстро собрался, а Марина по телефону забронировала билет на ближайший рейс.

– Как только заберешь мальчика, сразу позвони мне, – наставляла она Бармалея, надеясь, что недалекий, но исполнительный «бык» сделает все как надо.

Через три часа он уехал, и Марина приготовилась к томительному ожиданию. Скоро, совсем скоро она увидит своего мальчика, своего Егорку…

Остаток дня она провела, шарахаясь по двору и дому. От волнения не могла ни есть, ни пить. Ветка предложила съездить в город, прогуляться в парке, но Коваль отказалась, и они уехали втроем, прихватив охрану.

К вечеру появился Вова с тетрадкой в руках. Марина как раз сидела в кресле на балконе, курила и думала о предстоящей встрече с сыном.

– Марина Викторовна, вот… – Вова протянул ей тетрадь. – Гляньте, если что не так, постараюсь исправить.

– Садись, покури со мной, – пригласила она, указывая на стоящее напротив кресло.

Вова опустился в него, достал пачку «Примы» и закурил, разглядывая исподтишка Марину, сосредоточенно изучающую рисунки. Он работал почти всю ночь, вспоминал, как выглядят такие татуировки, несколько раз перерисовывал кое-что. С перстнями и звездами все было просто – там особой художественности нет, они наносятся легко и без затей, а вот остальное… Та же Богородица в разном исполнении выглядит по-разному, да и храмы тоже. Конечно, вряд ли кто-то будет слишком уж присматриваться, но вдруг… И Бес не обрадуется, если что-то будет не так, если Вова не справится с заданием.

– Ну что? – с опаской спросил он, заметив, что Марина закрыла тетрадь и курит, глядя на возвышающуюся над близлежащим леском телевизионную антенну.

– А-а… да, вроде все похоже, Вова, спасибо…

– Так я пойду?

– Торопишься? Посиди со мной, мне скучно.

– Давайте я к вам Ники отправлю, – поежился Вова, чувствовавший себя неловко в обществе этой женщины.

– Ну, отправь, – согласилась Марина.

Никита пришел минут через десять, в спортивном костюме, свежий и благоухающий туалетной водой. Когда Вова передал ему приглашение, он удивился и обрадовался, собрался в считаные минуты и теперь стоял перед Мариной и думал, зачем же понадобился.

– Садись, – указала она на кресло. – Что с лицом? – имея в виду румянец и блестящие глаза, поинтересовалась Марина.

– Ничего… вы меня звали?

– Ну, раз ты здесь, значит, звала, – усмехнулась Коваль, дымя сигаретой. – Мне скучно, давай поговорим о чем-нибудь.

– О чем?

– Ну, расскажи о себе, например, – предложила она, закидывая ногу на ногу. – Кто ты есть, чем живешь, чего от жизни хочешь.

– Вам это интересно?

– Не особенно, но, думаю, вряд ли ты сможешь еще чем-то меня заинтересовать.

И тут он удивил ее так, что Коваль едва не уронила сигарету в вырез халата. Никита откинулся на спинку кресла, расслабился и, чуть прищурив глаза, начал декламировать:

– Какую радость

Мне принесла в сновиденье

Встреча с тобой!

Но после еще грустнее

Тебя вспоминать наяву…

– Ого! – потрясенно протянула Марина, затушив сигарету и подавшись чуть вперед. – Да ты, оказывается…

Никита порозовел и смущенно признался:

– Я выучил специально, как знал, что случай будет… Бармалей говорил, что вы такое любите…

Коваль внезапно захохотала, откинув назад голову и вцепившись в подлокотники пальцами:

– Я тебя умоляю, мальчик, не делай этого! Не старайся приблизиться ко мне, это я тебе советую по-дружески! Понимаешь? Если хочешь подольше пожить – не приближайся.

Никита не мог понять, что именно так ее развеселило и почему она говорит такие странные слова. Он всю ночь зубрил наизусть трудные японские стихи без рифмы, чтобы при случае доставить ей удовольствие, хотел, чтобы она обратила на него внимание.

Перестав смеяться, Марина встала, подошла к Никите вплотную, взяла в ладони его лицо и заглянула в глаза:

– Ты хорошо меня понял? Мне не нужно твое молодое тело и особенно не нужна твоя только начавшаяся жизнь, надеюсь, это ясно? Я не могу больше обвинять себя в гибели других, понимаешь? Я устала, мне тридцать восемь лет, у меня пятилетний сын и любовник в тюрьме. И меньше всего на свете мне сейчас нужен молодой мальчишка с его чувствами. Избавь меня от этого, хорошо?

– Нет… – прошептал он, осторожно обнимая ее за талию. – Мне все равно…

– Зато мне – нет! – отрезала она, отталкивая его руки. – Мне хватает того, что уже произошло в моей жизни. И еще один труп мне не нужен. Все, Ники, можешь идти – мне уже слишком весело.

С этими словами она развернулась и ушла к себе в комнату, заперев за собой дверь изнутри.

«Господи, Женька! Ну что это такое? Ну за что, а? Ведь я ничего не делаю для этого специально, клянусь тебе всем, что мне дорого, – мне неинтересен этот молодой барбос с его желанием угодить! – подумала она, ложась на кровать. – Мне вообще никто уже не нужен, кроме тебя».

Она даже задремала, расстроенная разговором с Никитой, а посреди ночи была разбужена стуком в дверь:

– Марина Викторовна! – раздался голос Бармалея. – Принимайте…

Коваль вскочила, наскоро запахнула халат и бросилась к двери, трясущимися руками отпирая замок. На пороге стоял Бармалей, а на руках у него безмятежно спал Егорка в голубом спортивном костюмчике и съехавшей на самый нос бейсболке.

– Давайте я его на кровать положу, – прошептал Бармалей, входя в комнату и осторожно опуская мальчика на кровать.

Тот даже не проснулся, только разбросал в сторону ручки и пробормотал что-то. Марина сняла с него кроссовки и бейсболку, укрыла покрывалом и поцеловала в щеку. Выпрямившись, она посмотрела на Бармалея с благодарностью.

– Спасибо…

– Да за что? – смутился он, потирая шею. – Велик труд – мальчонку привезти! А он меня узнал – говорит, я тебя помню.

– Да, все может быть… Идем, попьем чаю, – предложила Коваль, еще раз взглянув на спящего сына.

Они спустились в кухню и сели за стол. В доме все уже давно спали, была глубокая ночь, только охранник на воротах смотрел в сторожке телевизор, звуки которого доносились в открытое окно.

– Ну, рассказывай! – велела Марина, налив чаю себе и Бармалею.

– А что? Все нормально, приехал, забрал мальчонку – и в порт. Билеты купил, еще до вечера с ним в кинозале просидели. Поели в кафе… Ой, Марина Викторовна! – вспомнил вдруг что-то смешное Бармалей, оживившись. – Он такой прикольный! Я спрашиваю – куда кушать пойдем? А он – в японский ресторан! Я аж глаза вылупил – куда, говорю? В японский, говорит, я, как мамочка, тоже суши люблю.

Марина засмеялась, представив, как ее мальчик тащит Бармалея в японский ресторан и заставляет там мучиться и есть с помощью хаси.

– Такой классный парняга, Марина Викторовна! – продолжал охранник, обняв кружку ручищами. – Всю дорогу книжку читал, потом гляжу – глаза у него закрываются. Уложил, он и уснул, как котенок какой…Так до самого дома и проспал, даже на секунду глаза не открыл.

– Бармалей, я у тебя в долгу.

– Я же сказал – никаких долгов, – воспротивился он. – Это ж ребенок!

– Да… Ладно, пойду, а то проснется, а меня нет, вокруг все чужое.

Она поднялась и пошла к себе, попутно похлопав Бармалея по плечу.

Егор по-прежнему спал, только перевернулся на бок и подложил под щеку руки. Коваль устроилась за его спиной, обняла, прижала к себе, вдыхая знакомый запах его волос. «Ну, вот и все, теперь ты со мной, значит, все в порядке…»

 

– Мамуля! Мамулечка моя! – Сын целовал ее в щеки, в заспанные глаза, убирал со лба волосы и прикасался ладошками к лицу, точно проверял, не снится ли она ему.

– Егорка! – Марина прижала его к себе и часто задышала, чтобы не заплакать. – Ты хорошо долетел?

– Да! Мы с дядей Сашей ходили в ресторан, – сообщил он, и Марина не сразу поняла, что это Бармалея Егор называет дядей Сашей. – А дедушка плакал, когда мы уезжали…

– Ничего, он больше не будет. Просто всегда тяжело расставаться. Ну, встаем? Там, наверное, тетя Вета уже проснулась и Леша тоже.

– Кто это – Леша? – спросил мальчик, вскакивая с постели и подавая матери халат со спинки стула.

– Это сын тети Веты. Он такой же, как ты.

– А мы что – у нее в гостях?

– Да. У нее и у дяди Гриши – помнишь, он был у нас в ресторане в Бристоле?

Марина завязала пояс халата и встала, взяла расческу, собираясь уложить волосы. Егорка крутился рядом, заглядывал в лицо и улыбался.

– Мам, ты такая красивая у меня!

– Подхалим! – засмеялась Коваль, потрепав сына по макушке. – Идем умываться.

 

Завтрак оказался испорчен. Увидев незнакомого мальчика, Алеша закатил истерику, упал на пол, колотя ногами и руками, и Ветке с трудом удалось его уговорить и успокоить. Марина поняла, что привезти сюда Егора оказалось плохой идеей…

– Мы поедем к Кольке, – сказала она после того, как няня забрала мальчика и они остались с Веткой и Егором втроем.

– Еще чего! – разозлилась Ветка. – Даже не думай! Ничего страшного, он обычно так реагирует – боится, что я перестану его любить. Это от детдома осталось, психолог сказала – страх оказаться снова брошенным. Он привыкнет.

– Я не думаю, что стоит испытывать и так нестабильную психику, – сказала Марина, на коленях у которой притих Егорка. – Ведь проблемы-то нет – Колька племянник, ну, хлопнется в обморок, потом привыкнет.

– Я же сказала – не надо! – еще сильнее разозлилась Виола. – Пусть меньше народу знает о том, что ты жива и здесь! А если Хохла выпустят? Тоже к Николаю его потащишь?

– Ну, вот как раз ваш-то дом и не внушает мне доверия, дорогая, – усмехнулась Коваль, подавая сыну конфету из вазочки. – Дом мэра – очень неудачное место для беглого уголовника, не так ли?

– Ерунды не говори! У нас в доме «крыс» нет!

– Это ни при чем. Вокруг вашего дома топчется много народа, я только это имела в виду. Егор, пересядь на стул, я покурю. – Она поставила мальчика на ноги, и он моментально забрался на высокую барную табуретку. – Нам придется сразу отсюда уезжать на всякий случай. Ты же понимаешь – чтобы изменить внешность Хохлу, его нужно ободрать с ног до головы. Я вчера посмотрела Вовины рисунки, и жуть меня взяла. Оказывается, я привыкла и не замечаю, а на бумаге это выглядит кошмарно.

Ветка вынула изо рта сигару и задумчиво смотрела на ее кончик. Она понимала, что Марина права в своих опасениях, однако и отпускать подругу не хотела. Они так редко виделись теперь, расстояние не позволяло. Правда, вряд ли Бес после того, как узнал, что Марина жива, будет очень уж возражать против поездок Виолы в Англию, и можно даже Алешку с собой брать…

– Мариш… ты подумай – ведь необязательно Женьке отсвечивать в городе, правда? – начала она вкрадчиво. – Посидит дома, не умрет. И мы бы с тобой побыли вместе подольше… и мальчики познакомились бы, а? Мариш…

Коваль затушила сигарету, улыбнулась и похлопала подругу по открытой разошедшимися полами халата коленке:

– Давай не будем торопить события, ладно? Поживем – увидим. Все равно мое дело не сделается так быстро, как бы мне хотелось. Так что я еще тебе надоем.

– Что за чушь? – возмутилась Ветка, перехватывая ее руку. – Как ты мне можешь надоесть?! Или Егорка – как?

– Ну, пошутила я, пошутила! Егорище, все, позавтракал? – обратилась Коваль к сыну, настороженно зыркающему глазенками в сторону крестной. – Хочешь, поедем в город?

– Да! – обрадовался он, спрыгивая на пол.

– Одни не поедете! – категорически заявила Ветка, беря телефонную трубку. – Алло, Ники? Через полчаса будь готов, возьмешь мой «Мерседес» и поедешь с Мэриэнн и Егором в город. Да, это все.

Марина поморщилась, и это не укрылось от внимательных глаз Ведьмы:

– Что-то не то?

– Мальчик решил, что просто обязан скрасить мне одиночество. Вчера морально убивал меня вызубренными танка, прикинь? – скривилась Коваль, вспомнив вчерашнюю сцену на балконе и горящие вожделением глаза Никиты.

– Ну, ты что хотела? – усмехнулась Виола. – Отвыкла со своим Хохлом от нормальных отношений и от того, что мужики на пол при виде тебя валятся.

– Вета, повторяю еще и тебе – мне тридцать восемь лет. Я хочу спокойно жить, без всех этих телячьих мужских восторгов. Хочу вот с ребенком по городу погулять – имею право?

– Дорогая ты моя, ты имеешь право на все, что захочешь, но с одной оговоркой – Ники едет с тобой. Я не желаю, чтобы с тобой или Егоркой что-то случилось. Не хочу объясняться с твоим отморозком Жекой – это обычно плохо заканчивается! – захохотала Виола, наливая себе очередную чашку кофе.

– Думай хоть иногда, что говоришь! – резко осекла ее Марина, указав глазами на Егорку, который смотрел на Ветку исподлобья.

Виола тихонько ойкнула и закрыла рот ладошкой, виновато посмотрела на мальчика:

– Егор… я не то имела в виду. И твой папа ни при чем.

Но Егорка развернулся и убежал из кухни. Марина встала и, укоризненно покачав головой, пошла следом.

Егор сидел на кровати, поджав под себя ноги, и, увидев мать, сказал срывающимся голосом, глядя куда-то в стену:

– Я крестную ненавижу.

– Да? И за что же?

– Пусть не говорит плохо про моего папу!

– Не произноси таких слов о взрослых, а тем более о крестной, – негромко, но властно сказала Марина. – Понял?

– Понял…

– Ну, тогда все отлично. Люблю иметь дело с мужчиной, а не с сопливым пацаненком.

Москва

– Что, Хохол, аблакат приходил?

Едва за его спиной закрылась дверь камеры, как из угла высунулся Шило – седой, морщинистый старик, рецидивист-карманник очень высокой квалификации.

Женька не удостоил его ответом, прошел к окну в «блатной угол» и завалился на нижнюю шконку, забросив за голову руки. Разговор с Мариной оставил осадок – выходило, опять она решила за него, распорядилась его жизнью. Но он ни на секунду не пожалел – мысль о том, что вряд ли когда-то еще он увидит свою любимую, была еще хуже. Знать бы, что именно замутила хитрая Коваль…

Рядом раздалось покашливание, и Женька открыл глаза. Со своей шконки на него в упор уставился «смотрящий» – мужик лет пятидесяти, широкоплечий, приземистый Чеграк.

– Чего? – неласково поинтересовался Хохол.

– Маешься, гляжу, – со вздохом ответил Чеграк, почесав грудь в вырезе безрукавной майки. – Куда дергали-то?

– Адвокат приходил.

– И чего?

– Ничего.

Обсуждать планы с кем бы то ни было, в том числе и со «смотрящим», Хохол не собирался. Верить никому нельзя, и тюрьма – не исключение. Никогда не знаешь, кто именно в хате стучит куму.

– Ну, как знаешь, а то поделился бы, душу бы облегчил…

Хохол только мотнул головой и закрыл глаза, стараясь отключиться от окружающей его вонючей тесной камеры, от бубнящих рядом сокамерников, от визгливого хихиканья в «петушином углу» молодого Анжелки.

Перед глазами возник образ Марины, не этот, нынешний, а тот, что был раньше, тот, в который Женька влюбился, который всегда был с ним. У него не забрали маленькую фотографию Коваль, одну из тех редких фотографий, которую ему удалось сделать когда-то давно, еще в России, до появления Егорки. Лицо в три четверти, длинные черные волосы, чуть прищуренные глаза и ни намека на улыбку – строгая Снежная Королева, такая, какую он любил.

Женька полез под подушку и вынул карточку, перевернулся на живот и поставил ее к спинке кровати. «Девочка моя, как же мне тебя не хватает… Как же мне без тебя паскудно, оказывается…»

– Ух ты, Хохол, какая бикса! – протянул у него над головой молодой звонкий голос.

– Исчезни! – буркнул Женька, не поворачиваясь.

– Дай заценить! – Рука в синих «перстнях» потянулась к фотографии, и Хохол мгновенно схватил ее и вывернул так, что хозяин завизжал.

– Не тяни свои грабки, понял? Иначе ласты завернешь, – с угрозой проговорил Женька, не выпуская вывернутой руки и поднимаясь. – Я тебе сколько раз говорил – сиди тихо и в этот угол не суйся, чушкарь? Не всасываешь, да?

Причина гнева – худой долговязый парень с ясными голубыми глазами и чуть вывернутой нижней губой – подвывал от боли и божился, что больше и близко не подойдет, однако у Хохла было иное мнение на этот счет. Он взял парня второй рукой за шею сзади, приподнял над полом и со всей силы запустил в сторону двери. Тот ударился о стену и упал на пол, снеся стоящую рядом табуретку. Хохол же спокойно отряхнул руки и вернулся на свое место. Чеграк наблюдал за происходящим из-за отдернутой чуть в сторону простыни, отгораживавшей его шконку от всей камеры.

– Что, Кобец, получил за нахаловку свою? Говорено было – не замай правильного человека, беда будет, – нравоучительно изрек он и улегся обратно, задернув импровизированную занавеску.

«Вот так, котенок, – мысленно продолжил монолог Хохол. – Даже здесь нет возможности побыть наедине, просто подумать о чем-то. Как ты там, без меня? Что задумала? Только бы с тобой ничего не случилось, остальное мне не важно, я привычный, и даже на киче мне не западло. Но ты… если бы я мог не думать о том, как ты там, если бы научился не переживать… Но это невозможно – ты слишком глубоко во мне сидишь, слишком вросла. Это хорошо и плохо одновременно».

– Хохол, пойдем харчеваться, – позвал один из приближенных Чеграка, одноглазый Воробей, но Женька только отрицательно мотнул головой.

Есть не хотелось, хотелось только чаю, причем не чифира, а именно чаю, свежезаваренного, зеленого, с запахом мяты и лимоном. Такой чай его научила пить Марина, и за годы, проведенные рядом с ней, Женька привык к этому напитку. Сейчас бы очень даже не помешала кружечка…

– Жека, чифирнешь с нами? – снова позвал Воробей, и Хохол, подумав, согласился.

Он подсел к пятерым сидящим у стола людям, потянул к себе железную кружку с почти черным напитком. Чеграк смотрел на него изучающе. «Смотрящему» очень хотелось понять сущность этого человека, узнать, чем он дышит и какие планы имеет на дальнейшую жизнь. Но Хохол держался отстраненно, душу не раскрывал и сам ни у кого ничего не расспрашивал, словом, вел себя именно так, как и положено. Краем уха несколько лет назад Чеграк слышал, что Жека Хохол состоял в любовниках у Наковальни, довольно хорошо известной в криминальных кругах дамочки, подмявшей под себя половину одного из зауральских регионов. Поговаривали, что ради нее Хохол завалил своего прежнего хозяина – Серегу Строгача, но эта информация ничем и никем не подтверждалась. Увидев его на пороге камеры, Чеграк сначала опешил – ходил также упорный слух о том, что после гибели Наковальни Хохол соскочил и пропал где-то, и вдруг – нарисовывается в московском СИЗО.

Чеграк пытался найти с ним общий язык, но упрямый Жека держал его на расстоянии, и в конце концов Чеграк плюнул на все свои попытки и позволил Хохлу жить по своим понятиям. Тому, казалось, такой расклад был на руку – вроде и в авторитетном углу, и в то же время вне разборок. Вроде и уважение, но и решений не требуют.

Сегодня, когда Хохла увели к адвокату, Воробей по приказу Чеграка обшарил его вещи и нашел ту самую фотографию, за которую позже Жека отправил Кобца башкой в стену. Разглядывая карточку, Чеграк спросил у своих приближенных:

– Кто знает, что за бикса?

Трое отрицательно качнули головой, а Мамлыга, авторитетный в прошлом специалист по автоугонам, нацепил на нос очки, долго рассматривал кусок фотобумаги, а потом, сунув дужку очков в рот, изрек:

– А ведь это и есть Наковальня, Чеграк.

– Откуда знаешь?

– Да такую бабу раз увидишь – хрен забудешь. Давно было, еще жив был кентяра мой Серега Розан, ходил под ней, правой рукой был. Вот тогда и видел. Не баба – змея настоящая. Розан говорил – не каждый мужик может то, что она.

– Да байки это все! – скривился Чеграк. – Где это видано – баба в авторитете?

Но Мамлыга только головой покачал:

– Это ты зря. Я пустого не базарю. Как думаешь, просто так, что ли, мой кент Розан под ней был? А уж он-то понимал в этих делах, за нее порвать мог – слова не давал сказать, аж глаза кровью наливались. А что в авторитете – так она и не говорила об этом. А пацаны ее не задумывались.

Чеграк подумал о чем-то, пожевал губами, потом сунул фотографию Воробью:

– На место убери. И никому боталом не звякать.

Разошлись по местам, а Чеграк завалился на шконку и опять задумался. Выходит, все правда… про Наковальню эту, правда про Хохла. Интересно, чем закончится история с его арестом, сколько ему наварят за громкое дело, о котором судачили среди авторитетов. То, что потянет на приличный срок, даже не обсуждалось.

 

После «чифирной церемонии» Хохол снова улегся на нары и закрыл глаза. Он кожей чувствовал, что «смотрящий» приглядывается к нему, выискивает что-то, рассматривает, как в микроскоп. И то, что за время его отсутствия кто-то аккуратно обшмонал его вещи, Женька тоже заметил.

«Да и черт с вами, лишь бы не лезли, а скрывать мне особо нечего. За себя отвечу, а за Маринку пусть попробуют предъявить – вмиг хрип вырву».

Он задремал, и во сне к нему снова пришла Коваль. Этот сон выматывал, доводил до умопомешательства, заставлял вскакивать посреди ночи и падать на пол, отжиматься до тех пор, пока не начинали дрожать руки. Но потом снова приходила ночь, и снова перед глазами вставала Марина – ее высокая упругая грудь мягко ложилась в подставленную ладонь, волосы рассыпались по спине черным плащом, полные губы прижимались к его уху, шепча: «Да, родной…» Хохол просыпался в поту, стискивал кулаками голову и пытался успокоиться хоть немного. Но стоило только лечь на шконку и закрыть глаза, как безжалостная память подсовывала другую картину. Все осталось там, за стенами СИЗО, и кто знает, сможет ли он еще когда-то увидеть свою любимую, сможет ли прикоснуться к ней, почувствовать вкус ее губ, запах кожи…

Теперь он понимал, почему Марина так часто выпивала на ночь – ей точно так же снился Малыш, и от этого она сходила с ума.

«Котенок, как же мало мы знаем друг о друге… как не бережем друг друга, не жалеем… Ничего, теперь все будет по-другому…»

 

Утро было похоже на все остальные – на вчерашнее, позавчерашнее… и завтрашнее тоже ничем не будет отличаться. Все известно наперед.

Сразу после завтрака открылась дверь, и толстый конвоир проорал, покручивая на пальце ключи:

– Влащенко, на выход!

Женька молча поднялся и пошел к выходу, привычно становясь лицом к стене и закладывая за спину руки.

– Погодь, браслетики… – Конвоир ловко нацепил на запястья наручники. – Вперед.

Длинными коридорами через бесчисленное множество решеток его привели в знакомый уже кабинет. За столом сидел совершенно незнакомый человек, полный, седой, с горбатым носом и густыми бровями, в дорогом летнем костюме. На пальце правой руки красовалась золотая печатка с огромным изумрудом, а между большим и указательным пальцами Женька увидел причудливо сплетенные буквы «АТ».

– Ну, присаживайся, знакомиться будем, – пригласил незнакомец низким голосом.

– Вы кто? – безо всякого почтения спросил Хохол, ногой подвинув к себе табуретку.

– Я-то? – усмехнулся мужчина, кидая на стол пачку «Мальборо» и зажигалку. – Я-то, мил человек, Боря Фрейман. А ты, как я понимаю, и есть тот самый Хохол, за которого просит мой братка?

«О, твою мать, так это и есть бесовский кентяра Боря Еврей! – озарило Хохла. – Интересно, с чего бы это Бесу напрягать ради меня такого человека?»

– Что молчишь? – Янтарные глаза вора буравили Женьку насквозь.

– А что сказать? Да, я Хохол. Но ты это и без меня знаешь, я смотрю.

Боря Еврей захохотал, обнажая золотые коронки, потом выбил из пачки сигарету и закурил.

– Прав был братка, когда говорил, что ты ни дна, ни покрышки не сечешь, – с некоторым даже одобрением сказал он, стряхивая пепел на пол. – Как в хате – не прессуют?

– Меня?! – удивился Хохол, и Боря снова расхохотался:

– Шучу. У меня есть к тебе дельце. Есть человек, готовый заплатить хорошие бабки за то, чтобы вынуть тебя отсюда, но ты должен делать все так, как говорю я. План прост до идиотизма. Сегодня тебе станет плохо, и тебя положат в лазарет. Там полежишь с недельку в отдельном боксе, а за это время я постараюсь найти подходящего жмура.

– Кого? – удивился Женька, хлопая ресницами и не совсем понимая, о чем вообще сейчас речь.

– Не перебивай! – поморщился Еврей. – Жмур нужен для того, чтобы подставить его вместо тебя. Завернешь ты ласты в лазарете после драки с парой парней.

– Н-да? – иронично усмехнулся Хохол. – А наоборот не будет?

Еврей хлопнул по столу ладонью и проговорил таким тоном, что даже у неслабонервного Женьки мурашки побежали по спине:

– Я же просил – захлопнись! И сюда слушай! Я человек занятой, мне не с руки тут с тобой канитель разводить, и если бы не Бес, то хрен бы я вообще к этому месту близко подошел! Так вот – будет драка, и тебе всю рожу распишут, понял? Это чтобы потом нам жмура так же загримировать. В ту же ночь тебя вывезут отсюда в мусоровозе и переправят туда, где тебя ждут. Вот и все. А сейчас встань к двери и раздевайся.

– Чего?! – выпучил глаза Хохол, сжимая кулаки.

– Ты идиот? Я же сказал – захлопни хлеборезку и делай то, что говорят! Раздевайся, мне нужно сверить вот это с тем, что есть на тебе! – Еврей достал из кармана несколько мятых листков и бросил на стол. – Можешь посмотреть.

Женька взял бумажки, перебрал их и отошел к двери, начав расстегивать рубаху. Раздевшись до трусов, он повернулся к Еврею и выпрямился во весь рост. Вор встал со стула и медленно приблизился к нему, неторопливо нацепил очки и стал придирчиво разглядывать наколки, то и дело сверяясь с листками.


Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Три года назад, Россия | Три года спустя, Бристоль. Англия | Россия, три года назад | Три года спустя, Бристоль, Англия | Три года назад, Англия, Бристоль | Кипр – Москва, три года спустя | Часть II Возвращение 1 страница | Часть II Возвращение 2 страница | Часть II Возвращение 3 страница | Часть II Возвращение 4 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Часть II Возвращение 5 страница| Часть II Возвращение 7 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.033 сек.)