Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Дельфин уплывает в открытое море

Читайте также:
  1. ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
  2. Открытое противостояние
  3. Послание от Вознесенных Китов и Дельфинов 1 страница
  4. Послание от Вознесенных Китов и Дельфинов 2 страница
  5. Послание от Вознесенных Китов и Дельфинов 3 страница
  6. Послание от Вознесенных Китов и Дельфинов 4 страница

 

По пути домой я посмотрела на телефон. Увиденное меня поразило — двадцать пропущенных вызовов, — максимальное количество, которое сохраняет аппарат. Вероятно, до этих двадцати были вызовы еще.

Я открыла журнал звонков. «Мама», «Марат», «Марат», «Марат», «Мама», «Марат», «Марат»… и так далее.

Абонент «Марат» не вызывал во мне никаких эмоций, как прежде, а вот «Мама»… Бедная — всю ночь названивала. Не спала, наверное. Что она скажет? Ладно, выкручусь как-нибудь.

Я ускорила шаг. Мама и так болеет, а тут еще я не явилась домой ночевать. Но если бы мама знала, что я испытала, думаю, она бы поняла меня.

Я завернула за угол и пошла по своей улице. Надо же, как природа красива в ранний час. На листьях — роса, воздух влажный, свежий, птицы поют, сидят на деревьях и чистят перышки. Мир только начинает просыпаться.

— Полина, — вдруг услышала я, когда приблизилась к своей калитке.

Под невысокой раскидистой пальмой стоял Марат. Выглядел он неважно — как побитая собака.

Я пошла быстрее.

— Полина, подожди!

Сзади послышались шаги.

— Да стой же ты! Выслушай меня!

— Убирайся, — сквозь зубы процедила я. — Оставь меня в покое. Я больше не хочу тебя видеть. Никогда.

Марат коснулся моего плеча. И снова будто током ударило. Или хлыстом.

— Выслушай же меня! — Марат терял терпение, хоть и находился не в лучшей форме. — Не делай ошибку. Выслушай.

Я стояла к нему спиной и, держась за ручку калитки, произнесла:

— Одну ошибку я уже сделала — подарила тебе свою дружбу. А ты с особой циничностью выбросил ее на помойку. Прилюдно. Вместе с этими уродами. Ты, Марат, поступил очень низко. Недостойно. Уходи.

— Я никуда не уйду. Я буду стоять здесь всегда. Всю жизнь. До тех пор, пока ты меня не выслушаешь.

— Если ты не уберешься вон, я позвоню участковому и скажу, что возле нашего дома ходит какой-то человек и пристает ко мне.

— Значит, для тебя я уже «какой-то человек»? Ты уже не считаешь меня другом? Берешь свою дружбу обратно?

— Я по помойкам не привыкла лазить. А она, дружба, там теперь валяется. Под слоем мусора. Она никому не нужна. Даже бродяги ее не подберут. Ее нельзя ни продать, ни съесть. Можно только подарить. Но — один раз. И выкинуть тоже можно. Один раз.

— Но я не хочу тебя терять. — Раньше надо было думать. Когда спорил с этими… приятелями на ящик пива. Я поверить не могу… Ты считаешь, что я стою ящик пива! Это ужасно. Ты сам хоть понимаешь? Все наши прогулки, общение — это для тебя ничего не значило…

— Значило! И значит. Я не хочу, не могу тебя потерять… Не хочу…

— А теперь поздно что-то хотеть. Твой поезд ушел.

— Тогда я хочу его остановить.

Я ничего ему не ответила. Вместо этого с силой рванула на себя калитку и влетела во двор.

Как и следовало ожидать, мама не спала. Она сидела на кухне и пила крепкий кофе. Его аромат проник мне в ноздри и заставил вспомнить больницу. Мы с Маратом тоже пили кофе, когда ждали маму. С Маратом…

— Явилась, — услышала я мамин ледяной голос.

— Мам… я все тебе объясню.

— Подойди сюда, — приказала она.

Я подошла к маме и только собралась ее обнять и рассказать все, что со мной случилось, как вдруг она выставила ладонь вперед, как индейский вождь, давая понять, чтобы я остановилась.

— В чем дело?

— Ты не ночевала дома, — мама сдерживалась изо всех сил, чтобы не перейти на крик.

— Я знаю.

— Я тебе звонила.

— Я знаю.

— Я переживала.

— Я знаю.

— Почему ты не брала трубку?

— Я о телефоне вспомнила только утром.

— А что делала всю ночь? Сейчас же мне отвечай!

— Плавала, — призналась я.

— Плавала? — удивилась мама.

— Да.

— Подойди поближе. Покажи мне свои глаза.

Я выполнила мамину просьбу, понимая, зачем ей это надо. Хочет проверить зрачки. Если на них попадает свет и они расширенные — значит, я принимала наркотики. Но никаких наркотиков я не принимала. И я не могу ее осуждать — любой нормальный родитель что-нибудь подобное и подумает, если ребенок где-то пробыл всю ночь и явился домой только утром.

— Полина… — голос мамы стал намного мягче. — У тебя красные глаза. Ты плакала? В чем дело? Тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто это, и я пойду и настучу ему костылем по хребту!

Вместо ответа я рухнула на колени, обняла маму и разрыдалась. Она что-то успокаивающе шептала, гладила меня по волосам одной рукой (вторая была в гипсе), целовала, качала, как маленькую девочку, говорила, что все наладится.

Немного успокоившись, я почувствовала небывалую легкость на душе. Когда я пришла в себя на пляже, во мне была одна пустота. Воспоминания о вчерашнем были черно-белыми, отрывистыми, отдаленными, сейчас же я все прекрасно осознавала, в душе не осталось никаких нарывов, которые должны были прорваться.

Прояснение сознания и эмоциональный прорыв произошел, когда я плакала, обняв маму. Плакать прекратила, когда закончились слезы и когда почувствовала, что мне это попросту надоело.

Мама сделала чаю. Мы сидели на кухне, пили горячий чай, ели печенье и беседовали, как давние подруги, а не как мать с дочкой. Под конец моего рассказа мне стало намного легче.

— Вот, Полина, и сбылся мой сон, — сказала мама, выслушав историю предательства.

— Какой?

— Тот, про лошадь. Ты долго выбирала лошадь, присматривалась к ней, потом скакала, была счастлива, а потом она втоптала тебя копытами в землю. Все точь-в-точь.

— А ведь правда, — задумалась я. — Да, мам, твой сон значит именно это. Хотя я несколько раз уже вроде бы его разгадку находила… Но по-настоящему сбылся он вчера. Меня втоптали в землю. В грязь… Так что свою статью о лживых снах лучше не пиши.

— Могу представить, как тебе тяжело, — вздохнула мама. — Бедная, бедная моя девочка. Сейчас все слова будут пустыми. Это надо пережить. Время все вылечит. Нужно время. Только оно способно все расставить на свои места. Хоть тебе сейчас и кажется, что ты всю жизнь будешь страдать, но на самом деле это не так. Со временем ты его забудешь.

— Ты думаешь?

— Я уверена. Как жалко, что он оказался таким. Я думала, что он хороший парень. Обычно я сразу вижу человека, могу определить, хороший он или плохой. Но, похоже, с Маратом у меня вышла осечка.

— Не произноси это имя за столом.

— Да уж… Так мог поступить только подлец… Поспорить с друзьями на девушку. На ящик пива… Послушай, родная моя. Не думай, что он унизил тебя. Ты не унижена.

— А кто же тогда унижен? Да к тому же прилюдно!

— «Прилюдно»? Что ты имеешь в виду? Эти спорщики — никакие не люди. Они бесчувственные существа. Отбросы общества. А ты не такая. В тебе есть душа.

Я горько вздохнула.

— Не думай о них, — мягко сказала мама. — Запомни — этим поступком они унизили не тебя, а сами себя. И только. Ящик пива — это их цена, а не твоя. А Марат… жаль, но в жизни довольно часто встречаются подлецы в красивой упаковке. С этим ничего не поделаешь.

— Как мне быть, если я увижу их?

— Будь мудрой. Делай вид, что не знаешь ни одного из них. Вычеркни их из своей жизни. Они должны стать для тебя пустым местом.

— И Марат?

— А ты как считаешь?

— Я не знаю, — призналась я после минутного размышления.

Мама пристально посмотрела мне в глаза и утвердительно покачала головой:

— Ты его любишь. Да, любишь.

— Я не знаю, что такое именно — любовь. И не надо меня в какие-то категории вписывать, ладно?.. Я… как тебе объяснить… просто очень сильно к нему привязалась. Я хотела быть ему преданной. Помогать во всем, быть рядом. Мы с ним никогда не решали, под какое определение попадают наши отношения. Мы просто… были вместе. И все.

— Ну, сама решай, — сказала мама, выслушав мою речь. — В такой ситуации ничего посоветовать нельзя. Тебе виднее. Только твое сердце может принять правильное решение — кого к черту послать, а кому руку пожать. Ты простишь его?

Этот вопрос повис в воздухе. Некоторое время мы молчали.

— Не знаю, — произнесла я наконец.

— Прости. Прости его. Не сейчас, конечно, а когда боль утихнет. Скажи сама себе: «Марат, я прощаю тебя. Желаю тебе всего хорошего и отпускаю от себя. До поры до времени у нас с тобой была одна дорога. А теперь — развилка. Ты иди в одну сторону, а я — в другую».

— Зачем это делать? — не поняла я. — Что еще за обряд такой?

— Так надо делать. Иначе карма будет, — с фанатичным блеском в глазах сообщила мама. — Обида и непрощение — страшные чувства. Их нельзя скапливать в себе. Из-за этого всякие плохие события в жизни будут происходить. Вплоть до развития заболеваний. Поэтому надо человека прощать, даже если он причинил тебе страдания. Прости его, отпусти — и все. Был он, а теперь нет. Тебя не должны связывать с ним негативные эмоции. Поверь, я разбираюсь в этом.

— Не знаю, может, ты и права, — сказала я, поднимаясь из-за стола. — Но прошло еще слишком мало времени, чтобы что-то решать и кого-то прощать. Пока что во мне только желание побыть одной.

Когда я уже почти вышла из кухни, мама спросила:

— А дельфины? Они прощают тех, кто их предал?

Я повернулась к маме.

— Дельфины — они разные. Как люди. Дельфины — это и есть люди. Я думаю, что… некоторые прощают. А некоторые — нет.

Мама кивнула.

— Я пойду к себе в комнату, мама. — Сегодня впервые у нас с ней возникло полное взаимопонимание. Отношения и раньше были хорошими, но таких еще не было. Правильно говорят — нет худа без добра.

— Давай. А я… буду смотреть в окно на улицу.

— Он стоит?

— Сидит. Под пальмой.

Я закусила губу.

— Ну и пусть сидит, раз хочет. Мне нет до него никакого дела. Никакого!

В последнее заявление не поверила ни мама, ни я сама.

 

…Я лежала на кровати, смотрела на картину, нарисованную дельфином, и думала.

Точно так же, как несколько недель назад я не могла поверить в то, что мы с Маратом знакомы, вместе гуляем, теперь с таким же неверием я вспоминала вчерашние события.

Мне понадобится время, чтобы забыть Марата. О примирении не может быть и речи. Какое примирение? Нужно ли оно Марату? То, что он сидит под моим забором, не говорит ровным счетом ни о чем. Он меня предал… Все, что происходило за этот месяц, было с его стороны блефом, шуткой, розыгрышем. Наверное, он каждый вечер докладывал своим приятелям, что и как продвигается в наших отношениях. Как он посмел…

Я уткнулась лицом в подушку. Мне было невероятно стыдно. Он в подробностях рассказывал им обо всем? О моем пляже, о синих плавках? Или не рассказывал? Да нет, наверное, рассказывал. Кошмар… Выставил на обозрение подонкам наше личное.

Я чувствовала себя совершенно разбитой. Опустошенной. Думаю, вчера во время плавания и сейчас в разговоре с мамой произошел большой выброс эмоций, и теперь организму нужно время, чтобы выработать новые.

Все было ложью…

Я не верила. Не хотела верить в очевидное.

Но вместе с тем воспоминания о Марате вызывали во мне прежние чувства. Хоть он меня и предал, но я пока не могу до конца все забыть. Хочется, да не можется. Вспоминается. И то, как он покорно пробирался за мной через валуны с гитарой за спиной, как смеялся, обливал водой, и каково было его удивление, когда я развела костер и он наконец смог рассмотреть пляж. И песня про костер вспоминалась. И как мы катались с ним на катамаранах с корпусом не обычным, как были раньше — каких-то две железные ржавые «торпеды», а с другим, современным — вместо «торпед» два дельфина. Помню, как мы заплыли далеко-далеко, и Артему пришлось подавать нам солнечные сигналы. Я тогда чувствовала себя на месте тех, кому мы, стоя на вышке, светим солнечными зайчиками в глаза.

Все это, оказывается, с его стороны было шуткой. Но неужели он такой азартный? Развернул такую кампанию только ради того, чтобы не проиграть ящик пива? Если это правда (а это так…), значит, Марат очень глупый — ведь давно уже можно было сказать своим товарищам, что он поцеловал меня (как я поняла, они же не заставляли его снимать момент поцелуя на пленку), или не глупый, а честный. Но… о каком поцелуе может идти речь? Мы же с ним просто дружили. А друзья не целуются. Просто дружили. На пляж ходили, друг другу истории из жизни рассказывали (я дико жалела, что шестнадцать лет существования Марата прошли мимо меня, что я не присутствовала при каждой секунде его жизни), на катамаранах катались, в парке гуляли, я знакомила его со своими африканскими друзьями. И все впустую. Все бессмысленно.

Ох… Как слева в груди все дрожит от осознания этого факта…

Я не заметила, как уснула.

Проснулась вечером, когда небо уже потемнело и стали появляться звезды.

Как только проснулась, мне в голову сразу же и стукнуло: «У нас все кончено с Маратом. Все. Конец фильма».

Значит, это был не сон… А как я хотела, чтобы все плохое оказалось сном.

На смену этим мыслям пришло невероятное вдохновение. По природе я такой человек, что мне иногда необходимы драматические встряски — переживания, размышления над жизнью, страдания. Мне это нравится. Этот период длится недолго — сменяется он моим обыкновенным оптимизмом. Вот и сейчас я подумала: «Да, со мной обошлись по-свински. Да, я теперь одна. Ну и что? У меня все живы, почти здоровы (я имела в виду маму), звезды на небе все так же горят, цикады трещат, жизнь продолжается. Что мне делать дальше? Всю жизнь страдать? Нет, не бывать этому. Если он оказался таким, это еще ничего не значит. Правильно мама сказала — я должна просто его забыть. Он — это пройденный этап моей жизни. Был Марат, и нету Марата. Какой еще Марат? Не знаю я такого. Я молодая, красивая, у меня еще все впереди. А он отныне для меня никто. Его нет в моем сердце. Он для меня пустое место. Или не пустое?.. Нет, пустое!»

Преисполненная внезапно нахлынувшим оптимизмом и хорошим настроением, я вскочила с кровати и решила выйти на свежий воздух, погулять с Фулатой. Все ей рассказать. Только теперь я не буду плакать — буду смеяться. Моих слез он не достоин. Тем более они ему, как выяснилось, и не нужны.

— Ты хоть немного отошла? — спросила мама, увидев меня в зале. Она сидела с ноутбуком.

— Все прекрасно! — заверила я. — Не знаю, что такое произошло, но у меня хорошее настроение. И даже аппетит проснулся. Знаешь, как на свет народилась.

— Я рада, — улыбнулась мама, снимая очки и массируя переносицу. — Пойди покушай, я сделала фаршированные лагенарии.

— Ты в своем духе, — рассмеялась я и отправилась на кухню. Начиненные мясом и всякими специями лагенарии показались мне необыкновенно вкусными.

После ужина я переоделась, привела себя в порядок и поставила маму в известность:

— Я схожу к Фулате. Завтра День африканской женщины. Хочу обсудить, как мы проведем праздник.

— Смотри, аккуратно. Возьми с собой телефон. Полина…

— Что?

— А он все еще сидит.

У меня мгновенно испортилось настроение.

— До сих пор?

— Да.

— Ну и пусть сидит, — пожала я плечами. — У нас свободная страна, каждый человек имеет право сидеть там, где он захочет.

Мама согласно кивнула и мягко произнесла:

— Может, ты… это?..

— Что?

— Ну… выслушаешь его? Он весь день сидит под пальмой. Жалко его.

Сначала я испытала укол совести, а потом вспомнила вчерашний вечер. Ящик пива. Игоря, которому Марат и слова не сказал, когда он бросил мне вслед оскорбление. Обида накатила на меня с новой силой.

— Я не хочу его слышать. Не хочу. Ничего с ним не сделается. Посидит, посидит да уйдет. И вообще, ты слишком жалостливая. Забыла уже, как он поступил с твоей родной дочерью? Вечно ты всех жалеешь. Что за характер у тебя такой! Показали по телевизору убийцу, а ты его жалеешь: — «Бедный, вся молодость в тюрьме пройдет». А то, что он человека убил, у которого молодости уже никогда не будет, — каково? Сидим в кафе, ты: «Ах, бедная девочка, весь день подносы по жаре таскаешь, давай я сама все возьму, пойди отдохни». Да эта девочка, если ты хочешь знать, всех обсчитывает и обвешивает. Ничего страшного, потаскает подносы, не переломится. Благодаря таким простофилям, как ты, она себе машину новую купила. Иномарку.

— Ладно, хватит! — прекратила мама поток моих гневных, но справедливых слов. — Купила — и молодец. Счастья ей. А ты… Смотри сама… тебе виднее. Погуляй. Отвлекись.

Я вышла на улицу и вместо того, чтобы свернуть в сторону калитки, зашла за дом, прошла огород и, перемахнув через забор, взяла курс на палатку Фулаты.

Подруга была потрясена новостью. Вся ее речь сводилась к одному — Марат казался таким хорошим, заботливым, а оказался плохим, и поверить ей в это трудно.

Я не хотела весь вечер посвящать разговорам о нем. Вместо этого я предложила обсудить, как проведем завтрашний праздник, о котором из местных мало кто подозревал. Праздник этот был только среди африканцев. Ну, и тех, кто к ним приобщился.

Выяснилось, что Ваня пригласил Фулату в ресторан, о чем она мне говорила еще в начале месяца, когда мы сидели в кафе. В тот день я еще спасла ребенка.

— Но, раз такое дело, я это все отменю, — решительно заявила подруга.

— Это еще почему?! — возмутилась я.

— Потому что ты должна с нами быть. Мы с Ваней хотели пойти вдвоем, но я все отменю. И со мной не спорь, я уже все решила. Мы всей компанией — ты, я, Ваня и другие наши ребята пойдем в какой-нибудь клуб.

— Фулата, не надо этого делать. Не порть свои отношения с Ваней. И не испытывай неловкость из-за того, что у тебя все хорошо, а у меня — плохо. Не надо.

— У нас все наладилось. Этот поход в ресторан ничего не изменит. Я понемногу уже прекращаю быть «тигром». Отношения обновились, нормально все. Но я, конечно, их буду контролировать. Так что завтра идем все вместе в клуб. И не обсуждается это.

— Спасибо, что ты есть у меня.

Итак, жизнь не стояла на месте, двигалась дальше. Конечно, с момента расставания прошло совсем немного времени — всего лишь день, но предаваться унынию я не хотела. Не в моем это характере. Поэтому я решила побыстрее, в экспресс-темпе забыть Марата и начать новую жизнь.

Когда поздно вечером я вернулась домой, Марат все еще находился под пальмой. Только теперь он лежал. Устроился на траве и, свернувшись калачиком, спал.

У меня возникло невероятное чувство стыда и неистовое желание подойти к нему и разрыдаться, но я с большим усилием сдержалась.

Я не хочу обманывать саму себя. Я смотрела на Марата, и мое сердце сладко щемило, я вспоминала мгновения, проведенные с ним, и меня неудержимо тянуло к нему. Но эти воспоминания исчезли, и пришли другие — его спрашивают приятели, поцеловал ли он уже меня, он отчитывается — «нет», а они ему напоминают, что если он не сделает этого до конца июля, то проиграет им ящик пива. Чувство обиды от его предательства намертво заглушило тягу к этому лежащему под пальмой человеку. Это все комедия. Показуха. Игра на публику.

А ночью, когда я уже почти провалилась в сон, меня как молнией ударило: «Я же работу прогуляла! Хотя… ну ее. Я и так работаю там больше всех».

Рука сама собой потянулась к телефону, который я почему-то забыла дома, хотя еще вчера не могла с ним расстаться, и мама просила меня взять его с собой. А я забыла.

Все двадцать неотвеченных вызовов были с одним именем — «Марат». А кроме этого — невероятное количество SMS. Я решительно очистила журнал вызовов. Чуть подумав, не читая, удалила и сообщения. А потом очистила всю SMS-память. И стишки-хокку стерла, и другие памятные сообщения, чтобы потом не перечитывать их и не пытаться вернуть прошлое. Все. Вот теперь я полностью свободна от Марата. Хотя нет. В записной книжке его номер.

Я удалила абонента «Марат». А потом выключила телефон и решила завтра же сменить номер.

 


Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Девочка-море | Слоновье благословение | Сюрприз от Луны в Козероге | Зима в Африке | Утро новой жизни | Трудовые будни спасателей | Пляж на двоих |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Беда не приходит одна| Под тенью лагенарий

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.019 сек.)