Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Диалог с Францией

Читайте также:
  1. Англия: продолжение диалога и новые лица
  2. Введение в диалоги
  3. Великобритания: начало трудного диалога
  4. Диалог 6.
  5. Диалог жениха и невесты с родителями
  6. Диалог. Умение договориться

Роль Франции и в европейской, и мировой политике своеобразна. Она член НАТО, но не входит в военную организацию. Будучи одним из столпов «Общего рынка», членом «семерки» высокоразвитых стран Запада, постоянным членом Совета Безопасности ООН, Франция с 60-х годов проводила «восточную политику», отнюдь не идентичную натовской, тем более — вашингтонской. Все это предоставляло ей свободу маневра в отношениях с СССР даже в годы «холодной войны». Отношения между СССР и Францией журналисты тогда называли «привилегированными», «образцовыми». Свою, и весьма существенную, роль сыграли при этом уходящие в глубь веков исторические связи между нашими странами и народами, богатые традиции взаимного влияния в области культуры и, конечно, совместная борьба с фашизмом в годы войны.

Однако, думаю, главным были близость или совпадение подходов к некоторым центральным проблемам послевоенного европейского устройства. Отсчет шагов в сторону разрядки в Европе в значительной мере повелся с улучшения отношений Советского Союза и Франции. Достаточно напомнить о знаменательном визите в СССР в 1966 году президента де Голля. Развивая отношения между собой, СССР и Франция выступали одновременно первопрокладчиками политики разрядки в европейском масштабе.

Я не собираюсь идеализировать советско-французские отношения. В них тоже случалось всякое — и хорошее и плохое. Но со времени де Голля стала преобладать позитивная тенденция. Правда, весной 1985 года я застал их не в лучшей фазе. В 1981 году французская сторона резко свернула политические контакты. Возникли острые разногласия не только по Афганистану, но и в связи с событиями в Польше. У французского руководства вызывали прямо-таки аллергию любые упоминания о роли ядерного потенциала Франции в европейском ядерном балансе. Беспрецедентная, явно политического свойства акция по выдворению из Франции большой группы сотрудников советских учреждений тоже не прибавила «взаимопонимания». Хотя и в те годы торгово-экономические обмены сохранялись, общее охлаждение атмосферы было налицо.

Любопытно, что произошло все это после прихода к власти во Франции правительства левых сил. Невольно создавалось впечатление, что социалисты во главе с Франсуа Миттераном, не желая, видимо, обострять и без того сложные отношения с Вашингтоном и правыми силами внутри страны, намеренно демонстрируют «жесткую линию» в отношениях с СССР. Как бы там ни было, я исходил из того, что диалог с Францией необходимо наладить. Не случайно поэтому Париж был избран первым пунктом моих визитов на Запад в качестве Генерального секретаря ЦК КПСС.

А в июле 1986 года состоялся ответный визит Франсуа Миттерана в Москву. Общее состояние дел в отношениях между Востоком и Западом к тому времени оставалось сложным. Надежды на крупные перемены в мировой политике, возникшие после моей встречи с Рейганом в Женеве, начали угасать. Поэтому продолжение конструктивного диалога с Францией имело особое значение. Помимо вопросов двустороннего сотрудничества, темой бесед с Миттераном были, как и в первый раз, проблемы разоружения.

По отношению к СОИ, договорам по ПРО и ОСВ-2 у нас наметилось определенное сходство взглядов. В частности, Миттеран сказал мне:

— Я отрицательно отношусь к СОИ, вижу в ней угрозу нанесения первого удара. Глубоко убежден в том, что намного лучше изыскивать возможные пути к разоружению, нежели допускать постоянные перегибы. Очевидно и то, что СОИ не только не заменит собой ядерного оружия, но явится существенной прибавкой к уже существующим арсеналам.,,

Он добавил, что Франция не будет принимать участия в осуществлении какой бы то ни было военно-индустриальной стратегии, исключающей возможность ее участия в принятии решений. Это как раз относилось к СОИ.

Миттеран встречался за несколько дней до своего визита в Москву с Рейганом и сказал, что его никак не убедили аргументы Президента США. Вера Рейгана в эффективность СОИ в качестве панацеи, иронически заметил он, носит скорее мистический, чем рациональный характер.

— В беседах с американцами, — говорил Миттеран, — я довольно откровенно спрашивал, чего они конкретно добиваются. Заинтересованы ли они в том, чтобы Советский Союз имел возможность направлять больше средств на цели экономического развития за счет снижения в своем бюджете доли военных расходов? Или же, напротив, США стремятся измотать Советский Союз путем гонки вооружений, оторвать СССР от его глубоких корней, заставить советское руководство все больше и больше средств выделять на непроизводительные расходы, на цели вооружения? Я откровенно сказал Рейгану: первый выбор означает мир, а второй — войну.

Сходство наших взглядов по главным проблемам международного развития позволило мне к концу третьего дня переговоров констатировать:

— Мы были едины в том, что ныне международное положение имеет тенденцию к обострению. Это требует как со стороны Востока, так и со стороны Запада умножения усилий в поисках новых подходов для нормализации обстановки. Из бесед с вами я вынес впечатление, что мы оба не хотим разрушения существующих на сегодня механизмов сдерживания гонки вооружений — Договора по ПРО и Договора ОСВ-2. Напротив, мы за их укрепление. Тем более что, как я понимаю, оба мы также твердо убеждены в том, что нельзя допустить перебрасывания гонки вооружений на другие области — я имею в виду космос. Таким образом, у нас есть близость и совпадение позиций по принципиальным вопросам, что, разумеется, не исключает различий по конкретным аспектам отдельных проблем.

Что же касается «отдельных проблем», то здесь, конечно, были шероховатости, в том числе и в сфере двусторонних отношений. К примеру, торгово-экономическое сотрудничество. Ряд лет Франция имела отрицательное сальдо в торговле с СССР и почти на каждой встрече французская сторона ставила вопрос об увеличении нами закупок французских товаров. На деле получалось так, что именно та продукция, которая нас интересовала, оказывалась в «запретных списках» КОКОМ, где тон задавали американцы.

Я поднял эту проблему. Приведу, по-моему, довольно любопытную выдержку из нашего диалога.

«ГОРБАЧЕВ. Господин президент, вы ведь сами знаете: зачастую, когда мы обращаемся, например, к Франции с предложениями продать нам то или иное оборудование, мы сталкиваемся с тем, что разрешение на продажу производимых во Франции товаров запрашивать приходится совершенно в другом месте. И такого разрешения французские фирмы часто получить не могут.

МИТТЕРАН. Я хорошо вас понял, господин Генеральный секретарь. Дайте мне хоть сейчас список французской продукции, которую вы хотели бы приобрести, и я уверяю вас, вы все получите. Я лично об этом позабочусь.

ГОРБАЧЕВ. Мы поручим Совету Министров составить такой список. Однако я далеко не уверен, что не придется запрашивать позволения у «Вестингауз» или какой-либо другой заокеанской фирмы, а в конечном счете у властей другой страны.

МИТТЕРАН. Передайте такой список. Еще здесь, в Москве, я своей рукой вычеркну те, видимо, немногие запросы, которые могут подпасть под указанную вами категорию. Все остальное мы вам поставим. Важно, чтобы в составленном вами списке не все затрагивало так называемую «чувствительную технологию».

Увы! Ф.Миттеран не смог преодолеть пресловутый КОКОМ. Мы и в дальнейшем часто сталкивались с трудностями при закупках из Франции. Достаточно сказать, что вопрос о продаже Советскому Союзу оборудования для телефонных станций решался более трех лет.

Вскоре после Рейкьявика наступила полоса отчуждения в советско-французских политических отношениях. Причины заключались в том, что, несмотря на декларации о поддержке принципов нового политического мышления, французское руководство на деле продолжало ориентироваться исключительно на ядерное сдерживание. Эта «нестыковка» исходных принципов приводила к противоречиям и непоследовательности в практических вопросах.

По мере того как все более реально вырисовывалась перспектива устранения советских и американских РСМД из Европы и переговоров по 50-процентному сокращению СНВ, мы все чаще слышали скептические голоса из Парижа. Разоружение в Европе надо было, мол, начинать «не с того конца», хотя еще совсем недавно сама Франция активно призывала к ликвидации «першингов» и СС-20. Среди западных стран Франция занимала, пожалуй, наиболее жесткую позицию в отношении сокращения и ликвидации тактического ядерного оружия, обычных вооружений двойного назначения.

Мимо нашего внимания не прошло и принятие во Франции закона о военной программе на 1987—1991 годы, предусматривавшего наращивание и модернизацию французских ядерных сил. Французские руководители в штыки встречали любые предложения взять на себя конкретные обязательства относительно возможности подключения на определенном этапе к ядерному разоружению, об участии в каком бы то ни было обсуждении, касающемся французских ядерных сил.

Безынициативную, выжидательную позицию заняла Франция при обсуждении на Венской встрече вопроса о начале переговоров о сокращении обычных вооружений и вооруженных сил в Европе. Высказываясь на словах за выработку международной конвенции о запрещении химического оружия, она вместе с тем решительно настаивала на своем праве производить бинарное химическое оружие. Между словами и делами французского руководства все очевиднее обнаруживались противоречия. Обо всем этом я сказал премьер-министру Ж.Шираку во время его визита в Москву в мае 1987 года. С некоторыми сокращениями приведу выдержки из нашего диалога, проходившего остро и нелицеприятно.

«ШИРАК. Советско-французские отношения несколько ухудшились. Это, конечно же, ненормальная ситуация. Моя цель — попытаться, насколько возможно, выправить положение. Франция заинтересована в том, чтобы поддерживать привилегированные отношения с Советским Союзом.

ГОРБАЧЕВ. Разделяю вашу озабоченность по поводу ухудшения советско-французских отношений. Нам также кажется, что в наших отношениях появляются тревожные моменты.

ШИРАК. Я бы не стал говорить о тревожных моментах. Скорее, речь идет о недоразумениях. Согласитесь, что это не одно и то же.

ГОРБАЧЕВ. Я сознательно употребил термин «тревожные моменты». В последние месяцы Советский Союз выступил с рядом инициатив, направленных на улучшение диалога между Востоком и Западом, на поиск путей укрепления доверия, уменьшение военной угрозы. Мы предлагаем начать движение к разоружению.' В предварительном плане обговорили все эти вопросы с французским руководством. Мы полагали, что одной из предпосылок этих инициатив было наше с Францией понимание необходимости предложить такие шаги, которые означали бы сдвиг к лучшему в мировых делах. И вдруг видим, что наш важнейший партнер в Западной Европе занимает неконструктивную позицию. В самой Франции наблюдается всплеск антисоветизма. Все это вызывает у нас беспокойство. Здесь есть над чем подумать премьер-министру.

ШИРАК. Я бы не стал говорить о всплеске антисоветизма во Франции.

ГОРБАЧЕВ. Мы проявили понимание французской позиции. Согласились не засчитывать ваше ядерное оружие. Соответственно действовали, учитывая имеющееся у нас с Францией взаимопонимание. Но после того как мы выдвинули наши предложения в Рейкьявике, а потом и в Москве, Франция, мягко говоря, не способствует тому, чтобы был сделан первый шаг на пути к разоружению. В результате многие вопросы поставлены под сомнение...

ШИРАК. Поясню нашу позицию. Вплотную встал вопрос о ракетах средней дальности в Европе — СС-20, «Першингах-2» и крылатых ракетах. Советский Союз предложил полностью уничтожить эти вооружения на Европейском континенте. Францию эта проблема прямо не затрагивает, так как на нашей территории нет соответствующего оружия США. Тем не менее, обсудив ваше предложение с союзниками, мы высказали свое одобрение.

Но буду с вами откровенен: реализация вашего предложения привела бы к выводу из Европы всех американских ядерных вооружений. Сегодня убирают американские ракеты, завтра могут сказать, даже если об этом пока предпочитают не говорить, что французские ударные силы, как и английский ядерный арсенал, мешают процессу ядерного разоружения, поэтому их следует сначала сократить, а затем и вовсе уничтожить. Отсюда двойная угроза, возникающая для нас. Даже если СССР и США сократят свои стратегические наступательные вооружения на 50 процентов, у каждой из сторон все равно останется по 5—6 тысяч ядерных боеголовок. В то время как в Европе в случае осуществления ваших предложений не останется вообще ничего. Согласитесь, это неудобная ситуация. Поэтому мы убеждены в необходимости сохранения минимально необходимого потенциала сдерживания.

ГОРБАЧЕВ. Интересная ситуация, особенно если взглянуть на нее ретроспективно. Поначалу все западноевропейцы выступали за «нулевой» вариант. Теперь же, когда мы согласились с этим вариантом, они отступили от своих прежних позиций. Далее. Все были против, когда Горбачев в Рейкьявике завязал пакет, установил зависимость между ракетами средней дальности, с одной стороны, и ПРО, стратегическими вооружениями — с другой. После Рейкьявика все, включая Францию, упрекали Советский Союз за этот пакет. Утверждали, что он, мол, носит искусственный характер. Говорили так: если бы не было вашего пакета, договоренность о первых шагах к разоружению была бы в пределах досягаемости.

Мы развязали пакет, оставив при этом в силе все ранее сделанные нами уступки, в частности согласие вывести за скобки ядерные арсеналы Франции и Великобритании. И что же слышим в ответ? Советский Союз, говорят нам, предлагает «нуль» по ракетам средней дальности. А как быть с оперативно-тактическими ракетами? Мы сказали: хорошо, давайте идти к «нулю» и по оперативно-тактическим ракетам. Тут снова изображают удивление: ах, вот как? Ну а как же химическое оружие, обычные вооружения? Комедия...

Хочу спросить вас прямо: чего же на самом деле хочет Западная Европа, в том числе такая ее опорная величина, как Франция?...Сейчас имеется реальный исторический шанс сделать первый шаг в процессе разоружения. Но политические деятели никак не могут заставить себя действовать в этом направлении. Значит, грош нам цена. Я включаю сюда и вас, и себя».

1988 год не был отмечен крупными событиями в советско-французских отношениях. В ноябре Миттеран, вновь одержавший незадолго до этого победу на президентских выборах, прибыл с рабочим визитом в Москву. Накануне он дал развернутое интервью корреспонденту «Правды», из которого можно было понять, что радикальных изменений в позиции Франции по вопросам разоружения ждать не следует. Переговоры подтвердили эту оценку. Визит прошел в спокойной, деловой атмосфере, готовился ряд соглашений, которые, как мы надеялись, удастся подписать в ходе предстоявшей в 1989 году моей поездки во Францию. Мы обменялись мнениями о том, как можно было бы наполнить конкретным содержанием вызвавшую поддержку и одобрение Миттерана идею «общеевропейского дома». Но, повторяю, крупных прорывов не было.


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 134 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Температура конфронтации в мировой политике | Верить или не верить Горбачеву? | Формула визита в США | Визит в Вашингтон. Первый Договор о ядерном разоружении | Диалоги с Америкой | Разговор в автомобиле | Глава 20. Европа: поиск новых подходов | Венская встреча: новые перспективы | Великобритания: начало трудного диалога | Промежуточная посадка в аэропорту Брайз-Нортон |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Официальный визит в Лондон| Перелом

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)