Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Фотографии

Читайте также:
  1. Иллюстративный материал (фотографии, картограммы, схемы и пр.)
  2. Напечатанные фотографии
  3. Процент одинаковых оценок фотографии в каждой из культур
  4. Процент одинаковых оценок фотографии в каждой из культур
  5. Процент одинаковых оценок фотографии в каждой из культур
  6. ФОТОГРАФИИ И ИЛЛЮСТРАЦИИ РАСТЕНИЙ

В большинстве случаев, насколько я помню, перемены в моей жизни происходили медленно. Настолько медленно, что я их не замечал. Вот, например, переходный возраст. Только что тебе было одиннадцать лет, и ни одного волоска на лобке. Но десятью годами позже у тебя там уже столько волос, что можно подушку ими набить, мало того, волосы уже торчат из носа и курчавятся на ногах. Ты в полном недоумении, думаешь: «Как я до такого дошел? В какой момент я превратился из мальчика с нежной кожей в волосатого мужика?» Ответа на этот вопрос нет. Потому что на перемены ушли годы, а не секунды.

Но иногда все бывает по-другому. Иногда ветер перемен срывает тебя с места и через секунду выбрасывает далеко-далеко. Это ошеломляет, поражает. Ты стоишь, оглушенный, видишь, как далеко тебя занесло, и понимаешь, что назад дороги нет. Вот так и сейчас. Я в своей спальне, утро, восемь часов. Лежу в постели в обнимку с красивой девушкой, ее голова покоится на моей груди, и ее сонное дыхание попадает в ритм биения моего сердца. Еще пару недель назад моей реакцией на такую картину было бы:

а) в моей постели спит девушка; отлично, значит, мне вчера удалось кое-кого снять;

б) в моей постели спит девушка… черт! значит, я не могу от нее сбежать;

в) в моей постели спит девушка; надо ее разбудить; блин, как же ее зовут?

Но я знаю, как ее зовут. Ее зовут Эми. Сегодня воскресенье. Прошло полторы недели с тех пор, как меня уволил Поли. Прошло полторы недели с того дня, как мы поговорили с Эми и решили, что теперь нет ее и меня, но есть мы. И сейчас моя реакция на ее присутствие в моей постели:

а) Эми спит в моей постели; отлично, значит, я ее все-таки охмурил;

б) Эми спит в моей постели; хорошо — мне бы не хотелось, чтобы она спала в чьей-нибудь другой;

в) Эми спит в моей постели; здорово, потому что просыпаться без нее плохо.

Поначалу я сопротивлялся, но потом понял, что перемены не всегда ведут к худшему. В данном случае — точно не к худшему. Потому что эти перемены не ограничились только моим отношением к Эми. Как сказали когда-то хиппи, весь мир изменился. Мои преданные и старые друзья — постеры с голыми красотками, коллекция расплющенных насекомых «умри, муха!» на моем окне, красные махровые носки и семейные трусы — сорваны, счищены или выброшены в стиральную машину. Не обошли перемены стороной и саму постель. Простыни, наволочки и пододеяльник теперь чистые и выглаженные. В пепельнице всего четыре окурка вместо сорока. А подарок Мэтта на мой двадцать пятый день рождения — выпуск «Плейбоя» за март 1971 года — вытащен из-под матраса и перепрятан в коробку на антресолях.

Но перемены бывают и к худшему. И если речь идет о работе — это так.

Первое желание по возвращении домой, когда меня уволили, — вылепить копию Поли из шакальего говна, начертить мелом пентаграмму на дорожке в саду и, читая молитву в обратном порядке, протыкать его внутренние органы вязальными спицами. Отбросив эту идею из практических соображений (найти шакалье говно в это время года очень сложно), я придумал кое-что более подходящее.

Поработал над самолюбием и убедил себя, что раньше я был служащим с безупречной репутацией, так что смогу без проблем найти внештатную работу. Правда, бывают моменты, когда мир решает продемонстрировать твою ничтожность и давит на тебя изо всех сил. Так вот, после того как десять старых знакомых отказали мне в работе, я решил, что тот самый момент настал. Но я отважно смотрел судьбе в лицо. Мне оставалось только одно достойное средство добычи денег — просить милостыню. Список потенциальных благотворителей выглядел следующим образом:

А. Мой отец. Мой родитель распрощался со мной, Кейт, Билли и мамой через неделю после моего восьмого дня рождения. Нелюбимые жена и двое детей вкупе с возможностью сменить Брайтон на Лондон сделали его восприимчивым к любовным чарам симпатичной Мишель Дав, тогдашней своей секретарши. Несмотря на мамины предсказания, отец с Мишель и по сей день женаты и счастливы. Они живут в особняке на Халланд-парк и в свободное от воспитания двоих детей (Дэйви, четырнадцати лет, и Марты, тринадцати годов от роду) время тратят деньги, которые компания моего отца заработала на недвижимости в восьмидесятые, в период бешеного спроса. Мы с отцом встречаемся два раза в год (на мой день рождения и на Рождество). Вероятность того, что он даст мне денег, равна нулю. Вероятность того, что он даст мне взаймы, минимальна. Вероятность того, что он снова предложит мне помочь с трудоустройством в Сити, — максимальна.

Б. Мой брат. Билли, при своей страстной любви к техническим изобретениям, работает в Док-ланз, в маркетинговом отделе компьютерной фирмы. У Билли не выплачена ссуда на дом, и ему надо кормить семью. Он справляется и вполне счастлив. Но еще ему надо думать о будущем, о детях. Поэтому мне не стоит заставлять его играть роль отца, как в те времена, когда мы с Кейт были маленькими.

В. Моя мама. Попросив денег у нее, я встану в один ряд с такими моральными уродами, как Нерон. Она работает машинисткой в Бристольском банке, и после выплаты по ссуде и по коммунальным счетам у нее остается совсем немного. Конечно, она могла бы найти денег, как во времена моего студенчества, но нужно быть полным дерьмом, чтобы просить у нее.

Г. Моя сестра. Студентка. Все равно что просить совета о здоровом питании у трупа. Тут ловить нечего.

Д. Мэтт. Дело щекотливое. Потому что денег у него навалом. И он мой лучший друг. Я сам с легкостью бы одолжил ему денег, если бы они у меня были. Но он и так со мной щедр. Было бы верхом наглости просить у него наличные. Должно же у меня быть хоть какое-то самоуважение.

Других вариантов нет. Но в трудный час и выбор трудный. Решив, что небольшая вероятность лучше, чем вообще никакой, позвонил отцу. Его секретарша отнеслась ко мне враждебно, но сам он удивительно легко согласился встретиться. Мы договорились пообедать во вторник.

Встреча прошла хорошо. Относительно хорошо, если уж говорить о встрече с родственником, который тяжко вздыхает при одном твоем виде. Мы немного поболтали, рассказали друг другу, что произошло за то время, пока мы не виделись. Потом я перешел к главной цели нашей встречи — попросил у него взаймы денег. Он ответил, что мне пора обеспечивать себя самостоятельно. Тогда я объяснил, что меня уволили с работы, и он предложил порекомендовать меня в одну брокерскую контору. Я сказал, что хочу заниматься живописью. Он вздохнул и принялся за салат с омаром. А потом сделал то, чего раньше не делал никогда: предложил решение, не обязывающее к компромиссу ни одного из нас. Сказал, что закажет мне картину для нового офиса в Найтсбридже. И я сделал то, чего никогда не делал раньше: поблагодарил его и сказал, что не подведу.

Утром в пятницу Вилли Фергюсон, коммерческий директор отца, подкатил к дому Мэтта. Я во второй раз отменил сеанс с Маккаллен, сказав, что должен уехать в Бристоль на похороны.

На прошлой неделе, в глубокой депрессии после своего увольнения, я не мог заставить себя встретиться с ней. И конечно, была еще одна причина — наш договор с Эми. Мне нужно было привыкнуть к этой мысли, прежде чем я рискну увидеться с Маккаллен и на автопилоте сообщить ей, что больше не свободен. К счастью, она спокойно отнеслась к моему отказу встретиться. Я был рад, потому что, несмотря на мое решение не сближаться с ней, я все-таки хотел закончить ее портрет.

Вилли было за пятьдесят, он начинал лысеть, и у него было огромное пузо — явное следствие хорошего обеденного перерыва. Что-то подозрительно смахивающее на вареную фасолину застряло у него в усах. Я провел его в мастерскую, где развесил восемь работ для демонстрации своих талантов. Он мельком взглянул на картины, как будто это было меню в «Макдоналдсе».

— Три тысячи фунтов, — наконец объявил он, — тысяча авансом, остальные две по предъявлению товара. Прошу вас сделать картину побольше, потому что мы — большая компания. Нам нравится все большое. Примерно такого же размера, как эта, — продолжил он, указывая на мой коллаж «игрушек для взрослых мальчиков», — только не такую странную.

— Вы хотите что-то конкретное? — любезно поинтересовался я.

— Что-нибудь яркое. Чтобы радовало глаз клиента.

— Что-нибудь яркое…

— Желтое.

— Желтое?

— Или оранжевое. Оранжевый тоже подойдет.

— А как насчет цвета лайма? — спросил я, не веря своей удаче, став первым представителем новой цитрусовой школы профессора Вилли Фергюсона.

Он немного поразмыслил над моим предложением, потом решительно сказал:

— Нет, зеленый не подойдет. Слишком похоже на плесень. Не хочу, чтобы наши клиенты думали, что на наших стенах развелась сырость. Остановимся на желтом или оранжевом. Такой цвет сильно не испортишь.

Про себя я подумал, что, как только он уйдет, надо позвонить в магазин и заказать банку самой яркой желтой краски.

— Кто эта пташка? — спросил Вилли, указывая на портрет Салли.

— Просто натурщица.

Вилли раздумчиво наклонил голову.

— Поразительно, — заключил он. Я тут же раздулся от гордости.

— Вам нравится?

— Еще как! Уже много лет не видал таких крепких титек и круглых бедер.

Вот так. С хорошим (Эми) в жизнь приходит и плохое (необходимость просить помощи у отца), и ужасное (желторотое безобразие, которым мне придется украсить стены приемной нового отцовского офиса). Но жаловаться не на что. На счету у меня снова завелись деньги. Я хотел перемен, я их и получил.

Получил и расписался.

Смотрю на Эми. Она еще спит. Неплохо бы и мне к ней присоединиться, но голова занята мыслями, и мне сейчас не уснуть. Есть, конечно, соблазн залезть под одеяло и устроить ей приятный утренний сюрприз, но мы поздно вчера легли, так что пусть спит. Я вылезаю из кровати, одеваюсь, иду в соседнюю кулинарию. Вернувшись, на кухне нарезаю копченого лосося, делаю бутерброды. Да, это расточительство. Такое же расточительство, как и вчерашняя покупка — я настоял на том, чтобы мы купили Эми платье. Но именно безрассудные поступки делают жизнь веселей. Для чего иначе нужны деньги?

Я вхожу в спальню, но постель пуста. В ванной Эми тоже нет. Иду в коридор, зову ее, но никто не отвечает, и я направляюсь вниз.

Нахожу ее в мастерской. Балкон закрыт, и в комнате влажно, как в джунглях. Она сидит на полу, сложив ноги по-турецки. На ней белые трусики и моя черная рубашка с Джимми Хендриксом. Инь и Янь. Но мое внимание привлекло не то, что на ней надето, а то, что она рассматривает. Незаконченный портрет Салли Маккаллен. Незаконченный портрет красавицы Салли Маккаллен. Незаконченный портрет красавицы Салли Маккаллен, грудь и попа которой вызвали восхищение Вилли Фергюсона.

— Я все могу объяснить, — говорю я. Эми не поворачивается.

— Так вот, значит, какая она, Салли. Салли, твоя модель.

— Нет, правда, — пытаюсь снова вставить я, — это не то, что…

Эми поднимает руку.

— Может быть, я ошибаюсь, — говорит она, по-прежнему глядя на Маккаллен, — но разве не твои слова, что она — цитирую дословно: «Грязная шлюха. Не решился бы даже палкой до нее дотронуться. Но ведь для этого и нужна обнаженная натура, так? Голая натура должна быть не привлекательной, а интересной. Иначе это была бы просто порнография. Чтобы несчастные извращенцы могли кончить, глядя на красивую девушку».

Наконец она поворачивается ко мне. При виде выражения ее лица целый отряд спецназа мог бы от страха в штаны наложить.

— Ты ведь именно так и сказал?

— Да, но…

— Но что, Джек? Но ты наврал? Ты наврал, что она не сногсшибательно красива? Или что ты не из тех несчастных извращенцев? Что конкретно? Давай, мне бы хотелось знать. Что, язык проглотил?

Я смотрю в пол. Я не просто его проглотил. Я его разжевал, проглотил и переварил. Нет, ну а что я могу сказать? Да, я наврал. Да, Салли Маккаллен потрясающе красива. И да, я наверняка в какой-то степени извращенец.

В конце концов я произношу то единственное, что могу в данной ситуации:

— Прости.

И смотрю на нее, надеясь, что она все-таки простит мне мою тупость.


 

ЭМИ

Меня никогда в жизни так не унижали!

Никогда.

И я очень зла.

Оборачиваюсь на дверь, за которую меня выставили, и выдаю энергичное движение средними пальцами обеих рук. Только так я могу противостоять желанию пнуть дверь.

Разгневанно шлепаю по дороге, бормочу все известные мне ругательства, и свинцовые тучи нависают над моей головой. К тому времени, когда добираюсь до подземки, небеса разверзлись, залив меня потоками воды.

Эми Кросби обтекает.

Не думала, что с временной работы могут уволить. Была уверена в своей дипломатической неприкосновенности. И явно ошибалась.

Похоже, в последнее время мне особенно хорошо удается ошибаться.

И мне это не нравится.

Конечно, я не должна была врать Элейн, что умею работать с любым коммутатором. Надо было сказать ей правду, но, если не соврешь, вообще никакой работы не получишь. Это первое правило временного трудоустройства: ставить галочку в окошке «Да» напротив каждого навыка в списке.

Когда позвонила Элейн и сказала, что есть работа на две недели, с хорошей зарплатой, в офисе крупной юридической фирмы, я сразу согласилась. Она просмотрела мою анкету.

— Хорошо. Ты раньше работала с цифровой системой Элонексик-950, — радостно сказала она, — значит, справишься.

— Конечно, — ответила я, не услышав ни единого ее слова, мысленно подсчитывая свою зарплату и думая о стильных туфельках, которые видела на прошлой неделе.

Да и вообще, что может быть сложного в секретарской работе? Ее я могу выполнять даже стоя на голове. Поэтому мысль о моей профессиональной непригодности не посетила меня ни пока я тащилась через весь Лондон в Сити, ни когда шагала через огромный и роскошный вестибюль к своему рабочему месту. Даже когда вписала свой зад в кресло космического дизайна и представилась Анджеле из отдела кадров, у меня не возникло сомнений в своей компетентности.

Первые недобрые предчувствия появились, когда меня оставили наедине с устройством, похожим на пульт управления полетами. Тут я поняла, что наврала слишком много. Красные, оранжевые и желтые огонечки гневно мигали, а гулкую тишину приемной нарушал настойчивый звон занятых линий.

— Так, — пробормотала я, глядя на технического монстра и потирая руки.

Но сама уже ощущала первые толчки землетрясения в основании моей самоуверенности. Через двадцать минут я так и не смогла принять ни одного звонка и начала впадать в панику. Через час Анджела что-то заподозрила. Она спустилась с одного из верхних этажей и важно вышла из лифта в своем строгом полосатом костюме.

— Какие-то проблемы? — спросила она.

— Нет-нет, — улыбнулась я, обнаружив, что надела наушники задом наперед, — все в порядке.

Она кивнула, явно не удовлетворенная ответом. Я проводила ее взглядом и решила не сдаваться, чего бы это ни стоило. У меня по физике были отличные оценки. Уж с такой ерундой как-нибудь справлюсь.

Как бы не так.

На каждой линии сидело по недовольному абоненту, и все ругались в один голос. К одиннадцати часам пульт накалился добела и готов был взорваться. Я начала жать на все кнопки без разбора.

— Черт, блин! — кричала я. — Отвалите, вы, идиоты, перестаньте звонить! Звоните в другое место! Пошли вы все!

Через две минуты двери лифта со звоном открылись, из кабины выскочил лысеющий мужчина в дорогом костюме. Сначала я подумала, что случился пожар, так возбужденно он махал руками. Но вскоре стало ясно, что единственный источник опасности в этом здании — я.

— Да чем вы тут занимаетесь? — заорал он, затормозив напротив меня. — С какой стати вы позволяете себе ругаться на коммутаторе! Вы хоть понимаете, какие важные клиенты сидят у нас в зале заседаний? Ваши мерзкие ругательства слышали по всему зданию! На всех этажах!

Его кустистые брови дрожали, а выпученные глаза грозили вылезти из орбит.

Я попыталась встать, но у наушников оказались короткие провода, и я плюхнулась обратно.

— Откуда вы? — протявкал он, в то время как я стягивала с себя наушники.

— Из Шепардз-Буш, — пропищала я, только теперь заметив кнопку громкой связи.

Я нажала ее, связь отключилась, и погас зеленый огонек на микрофоне прямо над моим ртом. Из двери у лестницы, хватаясь за вздымающуюся грудь и глотая воздух, выскочила Анджела.

— Из какого она агентства? — спросил мужчина.

— «Лучшие кадры», — задыхаясь, выдавила она. — Я им непременно об этом сообщу.

Мне даже не дали возможности оправдаться. Мужчина взял меня за локоть и потащил к выходу.

— Эй! — взвизгнула я.

— Вон! — прорычал он, глядя на меня так, словно я им только что ковер обмочила. — И чтобы я вас тут больше не видел. Да вы хоть понимаете… — Фразу закончить он не смог. На мгновение мне показалось, что он собирается дать мне пинок под зад.

Я бросилась к метро, найдя утешение в глубинах подземелья. В метро на меня обычно снисходит спокойствие. Пересаживаюсь с одного поезда на другой, не следуя никакому маршруту. Мелькают лица людей в толпе, проносятся мимо рекламные плакаты — все это действует на меня успокаивающе, и я раздумываю над достойными словами, которые могла бы сказать.

В конце концов придумываю пять остроумных ответов, которые сразили бы Анджелу и ее прихвостня наповал. Но какой сейчас от этого толк. После драки кулаками не машут.

Решаю, что пора сменить декорации, и выхожу на «Грин-парк». Бессмысленно брожу по гравийным дорожкам, на душе тяжесть. Погода все еще пасмурная, но дождь прекратился. Закутываюсь в мокрую куртку и сажусь в свободный шезлонг.

Закрываю глаза и в темноте вижу плавающие звездочки. Я знаю, что мне придется все рассказать Элейн. Подтягиваю колени к подбородку, обхватываю их. Почему люди до сих пор не изобрели телепортирующую машину? Вот бы мне сейчас телепортироваться на какой-нибудь остров у берегов Южной Америки.

Хел уехала на съемки, а Джеку звонить не хочется. После того как я нашла портрет Салли, между нами повисло какое-то отчуждение. Джек целый час извинялся, но мне все равно неприятно, что он не сказал правду раньше. Наверное, думал, что я не смогу смириться с тем, какая симпатичная у него модель. Что он там себе вообразил? Боялся, что я начну ревновать? Да, может, я бы и заревновала, но не в этом дело. И теперь я пытаюсь быть спокойной. Правда, сейчас мне это плохо удается. Чувствую себя настоящей плаксой.

И никто меня не утешит. Я сожгла за собой все мосты — отступать некуда. На прошлой неделе обзвонила всех своих знакомых, восхваляя Джека и восторженно сообщая, какая я счастливая. У меня появился парень, вот и решила нести всему миру добро, передавая положительные вибрации всем, кому повезло оказаться в моей записной книжке. Так я себе говорила. Но будем откровенны. Я это сделала не в порыве любви к ближнему. Просто хотела, чтобы все мне позавидовали.

Мой звонок Сьюзи (лучшей подруге студенческих времен) был настоящим издевательством. У нее уже давно роман с женатым мужчиной, а я выдала длинный монолог о том, что наконец-то нашла смысл жизни. После этого Сьюзи тяжело вздохнула:

— Тебе так повезло.

— Твое счастье в твоих руках. — Я сделала многозначительную паузу. Она знала, что я сейчас скажу. Эту тему мы обсуждали уже раз сто. — Он от нее никогда не уйдет. Ты же это понимаешь?

— Да, но я все равно его люблю. — Свою реплику Сьюзи произнесла с ужасным акцентом бедной девочки из рабочего квартала, как дешевая звезда мыльной оперы. И мы, как всегда, рассмеялись. — Я правда рада, что у тебя так хорошо все складывается, — добавила она в конце нашего разговора, — хотя ужасно тебе завидую. Если бы я встретила такого романтичного парня, была бы безумно счастлива. Эми, держись за него обеими руками.

Я была довольна собой. Но мне стало неловко, что я приукрасила наши отношения с Джеком некоторыми подробностями и приписала ему качества, которых у него, скорее всего, никогда не было и не будет. Сказала Сьюзи, что, когда Джек появился на моем пороге, в руках он держал охапку алых роз, а на пикнике мы икру запивали шампанским.

Пикник и так получился замечательным. А от икры меня вообще воротит.

Но я знаю, почему так поступила. Мне хочется, чтобы Джек оказался моим принцем на белом коне, вот я и преувеличиваю его достоинства, дабы убедить всех окружающих, а заодно и саму себя, что это и вправду ОН.

Смотрю на деревья, издалека доносятся обрывки мелодии вагончика мороженщика. Делаю глубокий вдох.

Правда в том, что жизнь моя не мед, да и у Джека характер — не сахар.

Подумав еще немного, решаю усугубить свои мучения и добавляю: у Джека характер не сахар, поэтому и жизнь моя — не мед.

Наверное, я действительно так думаю, потому что не уверена, суждено ли мне провести с ним остаток своих дней. Может быть, это нормально в начале отношений, но все равно страшно. Я так долго ждала нормального парня, что потеряла ощущение реальности происходящего. Мне казалось, что, как только у меня наконец появится подходящий мужчина, все сразу встанет на свои места. Любовь. Замужество. Дети.

Но Джек — не тот парень, о котором я мечтала, он не Идеальный Мужчина.

Наверное, ОН всего лишь плод моего воображения.

А в реальной жизни у меня есть Джек. Да, Джек — настоящий, из плоти и крови, но не идеал. В его характере есть черты, которые меня раздражают. И их хватает, можно даже составить список.

1. Он самовлюбленный.

Мысленно вычеркиваю эту строку из списка. Я не совсем права. Ну да, у Джека есть привычка приподнимать подбородок и поворачиваться к зеркалу то одной щекой, то другой, как будто он в рекламе пены для бритья снимается. Дурацкая привычка, но это еще не значит, что он самодовольный болван.

2. Он какой-то нелепый.

3. Инфантильный. Он пердит и думает, что это смешно, а выходя из душа, покачивает яйцами. А еще дуется, если все идет не так, как ему хочется. Правда, я тоже не эталон адекватного взрослого поведения.

4. Ноги. Каждый раз, как только я начинаю засыпать, он дергает ногами. Знаю, что это от нервов, но мне все равно неприятно. Еще хуже, если он при этом касается моей ноги, — у него неухоженные ступни. Почему мужчины не подпиливают ногти на ногах?

5. Похоже, он больше предан своим друзьям, чем мне.

6. Он зарабатывает рисованием голых красавиц.

Брр.

Итак, Джек — не идеал. Придется с этим смириться. Но нельзя же винить его во всех своих несчастьях. Я сама виновата, что у меня такая ужасная жизнь. И пока я окончательно не замерзла, надо с ней разобраться.

Иду вверх по Оксфорд-стрит, неизбежный момент встречи с Элейн все ближе. Она не слишком рада мне — сидит суровая за своим столом в кабинете для «личных» разговоров, куда привела меня на разборки. Говорит, что я ее подвела и очень разочаровала. Спрашивает, как можно быть такой легкомысленной, и т. д. и т. п. Я стою, смиренно сложив руки перед собой, кивая в такт ее комментариям, извиняюсь поминутно и вообще стараюсь выглядеть как можно более кроткой. В конце концов словесный поток Элейн иссякает. Она тушит сигарету в горшке с искусственной пальмой, там уже валяется не меньше десяти окурков, — видно, день у нее тоже не задался.

— Эми, все очень серьезно, — говорит она, втягивая рябые щеки и явно обдумывая мое наказание. Плотный слой темного тонального крема заканчивается на подбородке, дальше начинается белая шея. — В сложившихся обстоятельствах я не могу устроить тебя на другое место.

Первые ноты скорби зазвучали в моей голове, как только я подняла взгляд и посмотрела ей в глаза, но теперь похоронный марш грянул в полную силу.

Элейн и понятия не имеет, что ее последние слова внесли окончательную ясность в мою жизнь. Она продолжает что-то говорить, но я не слышу.

Все вдруг встало на свои места. Ключевое слово: устроить. Элейн не может меня никуда устроить.

Я поражена, что лишь теперь поняла, во что превратилась моя жизнь. Только познакомившись с Элейн, я начала к ней подлизываться. Но, несмотря на все свои улыбки и старательность, я знала, что буду использовать ее. Временная работа была лишь привалом на пару недель — я хотела разобраться в своей жизни, а потом исчезнуть и бросить Элейн. Но спустя недели, месяцы, а теперь уже и годы Элейн все еще была моим работодателем. Я с легкостью позволила ей распоряжаться моим рабочим временем, мне стало лень думать самой. Когда это произошло? В какой момент я решила положиться во всем на нее?

Делая вид, что независима, что выше всего этого и сама устраиваю свою жизнь, я пренебрежительно относилась к работе, к людям, с которыми мне приходилось встречаться, к той же Элейн. Но на деле больше всего, как оказалось, я презирала саму себя.

И это пора прекратить. Стою здесь, как провинившаяся первоклассница, и понимаю, что Хел была права. Я плыву по течению, я использую Джека, чтобы чувствовать себя любимой. Жизненная позиция?

Хилая.

Но больше я с этим мириться не стану. Хватит. Может, мне и не дано справиться с коммутатором, но я способна на большее. Пора учиться независимости.

Эми Кросби, бери жизнь в свои руки.

Успокоив Элейн, выхожу из здания, покупаю себе шоколадный батончик, журнал, сажусь на автобус и еду домой. По дороге развлекаюсь тестом «Насколько хорошо ты знаешь своего парня» и не знаю точного ответа на большинство вопросов. Выбираю наугад. Подсчитываю баллы. Результат: «Ты пока не доверяешь ему. Проводи с ним больше времени, постарайся узнать, что он действительно любит. Если в основе ваших отношений будут искренность и честность, вы будете отличной парой».

Все эти тесты, конечно, полная чушь, но настроение уже не такое радужное. Придя домой, раздеваюсь, принимаю душ и звоню Джеку.

— А ты сегодня рано вернулась, — говорит он, зевая. — Подожди минутку. — Трубку прикрывают рукой, я слышу какое-то шуршание. Через пару секунд он снова на связи. — А ты почему не на работе?

— С работой не вышло. Но есть и хорошая новость — я туда больше не вернусь. А у тебя на сегодня какие планы?

Ты звонишь своему парню, когда он этого не ждет. Судя по его голосу, он не слишком рад тебя слышать. Тогда ты:

а) решаешь, что он чем-то занят и поэтому рассеян;

б) спрашиваешь его, в чем дело;

в) подозреваешь, что он сейчас с другой.

Так, хотел немного поработать. Может, скоро загляну к тебе, если ты будешь дома.

Вариант в) я даже не рассматриваю, с самого начала уверена в а). Правда-правда.

Никогда не думала, что быть чьей-то девушкой так сложно. Сколько же на это уходит времени! У меня теперь постоянно готовность номер один — на всякий случай. На всякий случай — вдруг мы сегодня встретимся с Джеком — я почти ежедневно брею подмышки, ноги и, как следствие, — страдаю от щетины; подравниваю над унитазом волосы на лобке, и это ужасно, потому что они ни в какую потом не смываются; без конца стираю свой единственный нарядный пододеяльник, вместо того чтобы сменить его на страшненький в цветочек; регулярно пополняю запас продуктов в холодильнике, хотя раньше обходилась китайской лапшой и тостами; постоянно ношу белье, которое не стыдно показать.

Последний пункт причиняет наибольшие хлопоты. Раньше, до нашей с Джеком эры, я не задумываясь могла натянуть свои серенькие дырявые трусищи и такой же колоритный лифчик. Еще у меня была значительная коллекция старых «стрингов», больше напоминающих мятую туалетную бумагу, нежели белье.

Как-то я прочла статью о незамужних девушках, которые носят сексуальное белье для собственного удовольствия. Чушь! По-моему, они либо отчаянно хотят секса, либо патологически богаты. Во всяком случае, среди моих знакомых таких нет. И я не знаю ни одной девушки, которая согласилась бы отдать свои старые трусы в фонд помощи бедным, даже если бы в мире случился острый кризис нехватки трусов.

Вообще, не понимаю, зачем я так убиваюсь в отделе нижнего белья. Позавчера в саду Джека видела белье, которое сушилось после стирки. И в том числе пару заношенных «семеек». Так что он тоже не без греха.

Но я решила быть на высоте и на прошлой неделе, прихватив кредитку, пошла по магазинам. В разгаре шопинга меня отловила громогласная усатая женщина.

— Какой у вас размер груди, милочка? — вопросила она.

— 34В, — ответила я, складывая руки на груди, как будто попала в передачу «скрытая камера».

— Не может быть! У вас не меньше 32D, если, конечно, такие вообще встречаются!

Она втиснулась в кабинку и принялась измерять меня сантиметровой лентой.

— Как я и говорила, — кивнула усатая дама удовлетворенно.

32D! С тех пор как у меня выросла грудь, я всегда носила 34В. Когда это я успела превратиться в грудастую секс-бомбу?

Надеваю свой новый буфергальтер, запихиваю все внутрь. Да, тесновато. Растерянно смотрю в зеркало.

Что еще надеть?

Как одеться на выход — понятно, но вот в чем ходить дома? Обычно я хожу по дому в легинсах и безобразной футболке, но сегодня же придет Джек. Как мне предстать пред ним в будничной обстановке?

Одеться сексуально?

Нацепить обычные домашние лохмотья?

Расфуфыриться?

В результате надеваю трусики от Келвина Кляйна и белую майку.

Долго накладываю макияж, чтобы выглядеть совершенно ненакрашенной, прибираюсь в квартире, потом брожу по кухне. Думаю, не приготовить ли что-нибудь… Нет, не приготовить. Потому что наверняка блюдо не удастся, а неудач с меня на сегодня хватит. Я другая — обновленная, независимая. И Джеку пора об этом узнать.

Крашу на ногах ногти, смотрю телевизор и жду его прихода. К тому времени, когда он звонит в дверь, я уже успела задремать. Вытаскиваю куски ваты, зажатые между пальцами, и спешно нажимаю кнопку домофона. Слышу, как он поднимается по лестнице, и меня охватывает волнение.

— Привет, — говорю я, выглядывая из двери, как только он появляется в поле зрения.

Он целует меня и улыбается, кинув взгляд на мои трусы:

— И больше ты ничего не наденешь?

— Надену, конечно, — запинаюсь я. — Я как раз… — и показываю на спальню.

— Тогда не буду тебя задерживать.

Он меня разоблачил. Исчезаю за дверью, стремясь спрятать свои покрасневшие щеки.

— Может, сходим куда-нибудь? — говорит он, входя в гостиную. Берет пульт от телевизора и переключает каналы.

— Я не против.

Рывком открываю дверь шкафа и роюсь в поисках джинсов; слышу, что сначала Джек включает какую-то телеигру, потом новости, останавливается на футболе. Мне кажется, что он собирается смотреть, но Джек отрывается от телевизора, идет в спальню и садится на кровать.

— Не хочешь надеть вчерашнее платье? — спрашивает он. — Тебе оно очень идет.

— Конечно!

Срываю платье с плечиков, поворачиваюсь к нему спиной и стаскиваю майку. Вдруг понимаю, что он стоит позади меня. Чувствую его губы. Он поднимается поцелуями вверх, и я слышу его дыхание у самого уха. Потом он обхватывает мой новый 32D.

— Хотя… — шепчет он.

* * *

Уже темно. Иду на кухню, достаю из холодильника бутылку вина и ищу спички. Спотыкаясь в темноте, пытаюсь зажечь свечи.

— А почему ты свет не включаешь? — спрашивает Джек, глядя на меня и открывая вино.

— Потому что терпеть не могу эту комнату. Тут нужен ремонт, но у меня пока руки не доходят.

— И что ты с ней хочешь сделать?

— Не знаю, надо что-то поменять. Теперь, когда у меня появилось свободное время, обязательно придумаю что-нибудь.

Мы лежим на одеяле, наши голые руки и ноги сплелись в темноте.

— Откуда у тебя вдруг появилось столько свободного времени? — спрашивает он.

Я рассказываю Джеку все, что со мной сегодня произошло, и он так смеется, что проливает вино мне на живот. Наклоняется, слизывает вино, потом, упершись подбородком в мой живот, смотрит на меня.

— Меня однажды тоже уволили, — говорит он, — если тебе от этого станет легче.

Не могу себе представить, чтобы Джека вышвырнули с работы, — он слишком крут. Оказывается, работая в галерее, он поменял замок после взлома. Ну а потом заявился его босс, взбесился, что не смог попасть в свое собственное заведение, и указал Джеку на дверь.

— И что ты сделал?

— Ушел. И это лучшее, что со мной случилось, правда, — говорит он, опираясь на локти и снова облизывая мне живот. — Я многое после этого понял. Понял, что хочу быть художником и должен приложить все силы, чтобы это произошло.

Я глотнула вина.

— Знаешь, меня это заводит.

— Что? — спрашивает он.

— То, что ты добился успеха в живописи. Отчасти поэтому ты мне и нравишься.

Джек издает недовольный стон и утыкается мне в шею лицом. Обожаю, когда он такой робкий. Не могу устоять и обнимаю его.

— Но мне-то что делать? — спрашиваю я.

— Само собой решится, — отвечает он, — я точно знаю. А если ничего не подвернется, то ты упакуешь чемоданы и я возьму тебя в кругосветное плавание.

— Хм, тогда я, пожалуй, не стану рассылать резюме, — смеюсь я.

* * *

Как ни соблазнительно звучали слова Джека, я все-таки напечатала резюме. Всю следующую неделю я выясняла названия и адреса компаний, в которых успела поработать, и оттачивала дальнейший план действий. Удивительно, но Джек с удовольствием вызвался мне помочь и даже отформатировал мое резюме на своем навороченном компьютере, которым временно пользовался Мэтт. Сначала мне было неловко выдавать ему все детали своей жизни, но он так зажегся идеей моего трудоустройства, что я быстро избавилась от этого страха.

— Тебе бы семинары по позитивному мышлению вести, — пошутила я, когда он позвонил в третий раз за вечер, хотя мы договорились, что сегодня проведем время порознь. — Или, на худой конец, основать свою собственную религию. Ты очень хорошо умеешь убеждать.

— Смейся, смейся. Вот как начнешь зарабатывать кучу денег, тогда увидишь.

— Джекизм, — размышляю я вслух. — А что, тебе подходит.

— Ладно, умница. И какова первая заповедь джекизма?

— Просвети меня, великий учитель.

— Все мои последователи должны со мной спать.

— Я должна была догадаться, — рассмеялась я.

— Хм, но пока ты моя единственная послушница. Поэтому жду тебя здесь через полчаса.

— Обойдешься, я сегодня атеистка.

— Да ладно. Ты же и сама хочешь.

Это правда, хочу, потому что, по правде говоря, я люблю каждую ночь проводить с Джеком. И если я когда-либо сомневалась в его способности поддерживать близкие отношения, я ошибалась. Уже через неделю после нашего решения он так прочно вошел в мою жизнь, что я не могла вспомнить, как жила до его появления. А теперь не могу вспомнить, когда я успевала работать.

* * *

Я так довольна своей новой жизнью, что звонок Элейн утром во вторник повергает меня в шок. Она для меня уже в прошлом.

— Даю тебе вторую попытку, — объявляет она, — но только потому, что я в отчаянии.

А я в прострации. На прошлой неделе я распрощалась с временной работой на веки вечные и не могу даже думать о возвращении в ад. Джек переворачивается на другой бок и закрывает голову подушкой.

— Извини, Элейн, но у меня сейчас нет времени.

— Подожди, не торопись.

Слышу, как она роется в бумагах и затягивается сигаретой. Я глажу руку Джека, лежащую у меня на животе, поднимаю глаза к потолку. Моя жизнь без Элейн и ее суматохи была такой спокойной. Больше всего мне сейчас хочется свернуться калачиком рядом с Джеком и уснуть.

— Вот… вот, нашла, — подает голос Элейн. — Работа у «Фрайерз». Знаешь, какой-то там дом моды. И я хочу, чтобы ты приехала туда как можно скорее. Девушка, которую я к ним устроила, не пришла…

— Ты серьезно? Тот самый «Фрайерз»? — перебиваю я, вскакивая.

Джек поднимает голову.

— Что там? — стонет он.

Я прикладываю палец к губам, выпрыгиваю из постели и ищу ручку. На обратной стороне конверта спешно записываю информацию.

Элейн, ты ангел! Пока!

Джек сидит на кровати с помятым со сна лицом и потягивается.

— Ты чего такая довольная?

— «Фрайерз», — машу я ему конвертом. — Я посылала им свое резюме три года назад, но так и не получила ответа. Мне дали работу. Спасибо, Элейн! — Я целую конверт.

— Я думал, что временной работой ты больше не занимаешься.

— Да, но, понимаешь, может, это мой шанс. Я должна быть там через час.

Собираюсь впопыхах, наскоро завариваю Джеку чашку чая, но он что-то не горит желанием вставать. Я вытаскиваю из недр корзины для фруктов запасной комплект ключей.

— Сможешь сам отсюда выбраться, — говорю я, целуя макушку, торчащую из-под одеяла, и звеню ключами у него над головой.

Он приподнимается и хватает их.

— Уверена?

— Да, — смеюсь я. — Не бойся, я не прошу тебя переехать ко мне. Даю ключи из чисто практических соображений, но ты можешь их себе оставить. Я вечно забываю ключи и потом не могу попасть домой.

— Отлично, — улыбается он в ответ, — я тут похозяйничаю. Где ты хранишь свои тайные дневники?

— Ты все равно ничего не найдешь, — говорю я, глядя на него в зеркало, пока крашу губы, — так что не ищи приключений на свою голову.

— Очень надо, — оскорбляется он.

— В общем, я тебе доверяю, так что не подкачай, — предупреждаю я.

Он хватает меня и целует в помаду.

— Джек!

Он размазывает помаду по своим губам.

— Не знаю, чего ты стараешься. Твоя помада мне идет больше.

— Дурочка, — смеюсь я, обнимая его на прощанье.

— Удачи на работе, дорогая. — Он залезает обратно под одеяло. — Не волнуйся, детей из школы я заберу и за продуктами съезжу.

— А, так вот в чем дело. Старался помочь мне найти работу, чтобы потом стать домохозяйкой?

— Черт! — говорит он моему плюшевому медвежонку. — Приятель, она нас раскусила.

* * *

Офис «Фрайерз» находится над кафе на Шарлот-стрит. Волнуюсь ужасно. Это на меня не похоже. Делаю глубокий вдох, беру себя в руки и звоню. Понятия не имею, чего ждать, но если есть хоть малейший намек на постоянную работу, такой шанс я не упущу.

Офис заставлен столами, стойками с кучей одежды и полуголыми манекенами. Рев радио заглушает звон телефонов.

— Дурдом! — Высокий мужчина в розовом клетчатом жилете и темных очках с дурацкими желтыми козырьками в отчаянии вскидывает руки и проносится по комнате. — Где наша временная секретарша?

— Я тут, — говорю я.

Он важно шествует ко мне.

— Ну наконец-то! Имею смелость надеяться, что на вас, дорогуша, можно положиться, — говорит он, оглядывая меня с ног до головы.

— Я буду стараться.

— Дженни, Дженни! — кричит он. — Мы спасены! Пользуйся случаем.

После чего бросается к маленькому кабинету и закрывает за собой дверь.

— Не обращай внимания, — улыбается женщина, подходя ко мне и в ту же минуту завоевав мое расположение. — Это Фабиан. Он любит командовать, но ты не бойся. Я Дженни. Добро пожаловать в наш сумасшедший дом.

Она показывает мне офис, знакомит со всеми. В офисе примерно человек десять, все вроде бы настроены доброжелательно. Дженни на вид лет тридцать пять, и большую часть из них, как я поняла, она развлекалась напропалую. Причем, подозреваю, будь я на ее месте, свое здоровье такими развлечениями угробила бы уже давно. Она из Ланкашира и говорит со смешным акцентом. Я вдруг ловлю себя на том, что, разговаривая с ней, этот акцент имитирую. Но она как будто не сердится.

В кухне Дженни наливает мне чаю, а потом ведет к моему рабочему месту. Я должна отвечать на телефонные звонки, и еще мне дали напечатать несколько писем.

— Работа, конечно, нудная, — говорит она, — но позже мы тебе подыщем занятие поинтереснее. У нас тут сейчас запарка.

— Все нормально, я разберусь.

Дженни и Сэм работают в соседней комнате — в монтажной. Самые обычные люди, и это радует. Часов в одиннадцать Сэм с широкой улыбкой врывается в приемную. На ней кожаное мини и широкий джемпер, в котором ее грудь кажется необъятной. Открыв у себя размер 32D, я стала слишком много внимания обращать на грудь других женщин.

— Ну, как тут дела? — спрашивает она.

— Отлично. Может, еще что-нибудь нужно сделать? — отзываюсь я. — С письмами закончила. Вот, — отдаю ей конверты.

Она просматривает их.

— Замечательно. Хоть один человек с инициативой.

Еще с какой инициативой! Она об этом не догадывается, но на самом деле я — суперсекретарь, пусть и временный — пока.

В руках у Сэм — внушительная стопка журналов.

— Вот, это тебе. — Она вытаскивает лист с каким-то списком. — Ты не могла бы просмотреть журналы и отметить в них все работы вот этих фотографов?

— Конечно.

— Занятие, правда, не самое увлекательное, но ты бы нам очень помогла.

— Легко.

— Но сначала пошли перекурим.

Иду за ней к чугунной пожарной лестнице в конце монтажной комнаты. Дженни уже там. Я понимаю, что, пригласив меня перекурить, они фактически взяли меня в свою компанию. Круто.

Где бы я ни работала, всегда старалась держаться в стороне. Но сейчас мне хочется познакомиться с этими людьми поближе. Я провела здесь всего несколько часов, но уже поняла, что это место мне подходит.

Итак, мы немного поболтали. Никто о Фабиане лестно не отозвался.

— Думаю, он скоро отсюда уйдет, — говорит Дженни.

— Почему? — спрашиваю я.

Дженни пальцем манит нас, мы придвигаемся поближе, и она открывает тайну. Обожаю быть среди посвященных.

— Нас перекупят. Точно говорю. Думаю, при новом владельце Фабиан отсюда в два счета вылетит.

Сэм издает удивленный возглас и с трудом вытаскивает дужки очков из копны кудрявых волос. Мне хочется разузнать все подробнее, но тут звонит телефон.

— Я пошла. — Тушу сигарету об решетку и спешу к своему рабочему месту.

Весь остаток дня разгребаю почтовые завалы, помогаю Энди справиться с компьютером, забираю образцы с Бервик-стрит, — в общем, делаю все, что могу. Наверное, я начала новую жизнь, потому что за весь день никому ни разу не позвонила. А вскоре с удивлением замечаю, что на часах уже полседьмого.

— Обещай, что завтра снова придешь, — говорит Дженни.

— Обещаю, — отвечаю я.

— Не знаю, что бы мы сегодня без тебя делали. Даже выйдя на улицу, я продолжаю улыбаться.

Устала, но домой возвращаться пока не хочется. Весь день пыталась разузнать о «Фрайерз» побольше. Пока не получила полного представления об их стиле в этом сезоне. В основном они производят повседневную мужскую одежду для больших торговых сетей, но у них есть и свой бутик на Ковент-Гарден.

Решаю взглянуть на их товар и не спеша иду по Сохо и Сент-Мартинз-лейн. Рассматриваю витрины магазинов одежды, запоминая основные тенденции этого сезона.

В бутике «Фрайерз» все изучаю подробнейшим образом. Одежда мне нравится, но на витрине выставлены только самые кричащие модели, поэтому я слегка удивляюсь, обнаружив внутри магазина вполне классические вещи. Старательно подслушиваю разговоры продавцов и вскоре понимаю, что из посетителей осталась я одна и магазин уже закрывается.

Домой прихожу поздно, переполненная впечатлениями и идеями. Джек заправил постель, вымыл посуду. Он не оставил ни записки, ни сообщения на автоответчике, но мне приятно знать, что, пока меня не было, он хозяйничал в моей квартире. Заваливаюсь на кровать с кучей мужских журналов, которые накупила по дороге, и внимательно изучаю все разделы моды. Впервые за долгое время ощущаю свою целеустремленность. Выключаю свет, ложусь спать. Подушка пахнет Джеком, и я засыпаю с улыбкой на лице.

Следующие два дня проходят как в тумане, я собой жутко довольна. Думаю, в коллектив компании я хорошо вписалась.

Четверг, и мы идем обедать.

— Жаль, что Карен возвращается на будущей неделе, — говорит Сэм, когда мы входим в паб, — было бы здорово, если бы тебя оставили.

— Я и сама не хочу уходить, — честно признаюсь я. — А постоянной работы у вас нет?

— Если бы была хоть какая-то вакансия, ты бы первая об этом узнала, уж поверь. Можешь оставить нам свое резюме?

— Да, я как раз недавно его составила. Сегодня днем тебе отдам.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.

Надеюсь, она говорит это не из вежливости. Я так усердно выполняла секретарские обязанности, что не успела дать им понять, что меня интересует сам бизнес.

В пятницу утром всех созывают на совещание, и я остаюсь в офисе одна. Осматриваюсь, уже скучая по этой комнате. Мне будет всего этого не хватать.

Звонит Элейн.

— Ты им понравилась, — говорит она с удивлением.

— Мне они тоже, — отвечаю я. — У вас больше нет на примете ничего похожего?

— Нет, полное затишье.

Я уныло вешаю трубку, но тут кто-то звонит в дверь.

— Все на совещании, — говорю я мужчине. — Вы кого-то ищете?

— Я к Фабиану. — Он оглядывает пустые столы. — Не возражаете, если подожду здесь?

— Конечно, нет, — улыбаюсь я и провожу его к дивану у окна.

Он может тут сидеть сколько захочет — такой симпатяга, просто красавец. Короткие светлые волосы, сексуальная щетина на загорелом лице. Ему, наверное, под сорок — судя по лучикам вокруг глаз.

— Хотите кофе?

— Да, спасибо. — Он откидывается на спинку дивана, а я ухожу на кухню.

Наверняка модель. Точно. Понятно, зачем он нужен Фабиану, — идеальная модель для новой коллекции Дженни.

Притворяться, что я занята работой, нет смысла: все на совещании. Поэтому я приношу кофе, сажусь на край стола и улыбаюсь.

— Ну, как вам «Фрайерз»? — спрашивает он.

— Отличный дом моды. Одежда у них потрясающая — по крайней мере классическая линия, — и люди здесь замечательные. Я тут недавно, — добавляю я, — но мне совсем не хочется уходить.

— Вы уходите?

— Да. Замещала постоянного секретаря.

Он удивленно поднимает брови. Я знаю, что не должна с ним говорить, мы же незнакомы, но после звонка Элейн я так подавлена, что сама не замечаю, как разболталась. Рассказываю ему про свое резюме, которое посылала сюда три года назад, и про то, как надеялась после временной работы получить постоянное место.

— А почему именно тут, а не в другой фирме? — спрашивает он через какое-то время.

— Здесь есть поле деятельности — я бы многое смогла изменить.

— Например?

И я рассказываю ему о своих идеях и о наблюдениях в магазинах. Он продолжает задавать вопросы, и я выдаю теорию о том, что лучше выставлять в витринах, и о том, что «Фрайерз» нужно переориентироваться на более состоятельный слой населения. Выкладываю про разговоры, которые подслушала в бутике, и даже упоминаю, какую одежду носит Джек.

Он кивает, а я продолжаю трещать без умолку. Так приятно, что меня наконец-то сподобились выслушать. Жаль, что этот человек — всего лишь модель.

— В общем, есть некоторые идеи, — завершаю я свой монолог.

— А вы говорили Фабиану о своих идеях?

— Фабиану? Нет, конечно. Он мне за все это время и двух слов не сказал. Я же всего лишь временная секретарша.

— Вас явно недооценивают, — замечает он.

Я киваю. Тут открывается дверь — совещание закончилось. Я спрыгиваю со стола, разглаживаю юбку и извиняюсь:

— Простите, совсем вас заболтала.

— Да ничего, мне было интересно. — У него приятный американский акцент. — А как вас зовут?

— Э… Эми. Я скажу Фабиану, что вы его ждете. Поворачиваюсь, собираясь уходить, но у двери оглядываюсь и смущенно спрашиваю:

— Могу я узнать ваше имя? Он встает.

— Джулиус. Джулиус Геллер.

Когда все вернулись на свои места, стало очевидно, что ситуация изменилась. Улучив минутку, иду в монтажную. Дженни, Сэм, Энди и Луиз курят на пожарной лестнице.

— Что происходит? — обращаюсь я ко всем сразу.

— Как мы и думали, — говорит Дженни. — «Фрайерз» перекупили «А&М».

— А кто такие?

— Другой дом моды. В основном работают на Америку, но их коллекции неплохо расходятся и здесь, — объясняет Сэм. — Уже назначили нам нового босса.

— Поверить не могу, что прислали именно его! — радостно восклицает Дженни. — Он просто необыкновенный!

— И он точно вышвырнет Фабиана, если собирается руководить всем из Лондона, — добавляет Энди.

— Видели коллекцию, которую он сделал в Париже? — спрашивает Луиз.

— Да. Классная. Надеюсь, он нас не разгонит.

— Да кто? — встреваю я, потому что они продолжают восхищаться новым боссом.

— Джулиус Геллер, — отвечает Дженни, замечая меня наконец. — Здорово, да?

Я неуверенной походкой возвращаюсь за свой стол. Джулиус Геллер наш новый босс.

Тот самый Джулиус Геллер, которому я только что душу изливала.

Молодец, Эми. Ничего не скажешь, молодец! Отличное мнение о себе составила. Выскочка, секретарша временная. Вывалила все свои «блестящие» идеи мужику, который рулит всей этой индустрией. А судя по лицу Дженни, он не просто рулит, он — самый-самый.

Черт!

Остаток дня носа не высовываю из-за своего стола. Разговор с Фабианом явно затянулся, а тут еще Дженни и Сэм пригласили в кабинет. Я стараюсь не встречаться ни с кем глазами и не замечать напряженной атмосферы. Небольшая передышка — надо сходить на почту. Вернувшись, гадаю, ушел Джулиус или нет. Ладно, будь что будет, но встречаться с ним ни за что не стану, лучше под стол спрячусь.

В полшестого заходит Дженни, я отчитываюсь за сделанную работу и сдаю ей лист учета времени.

— В последний раз тебе подписываю, — вздыхает она.

— Честно говоря, даже хорошо, что сегодня я последний день работаю. — И я выкладываю, что натворила.

Дженни качает головой и смеется:

— Все не так плохо, как тебе кажется.

— Да уж хуже некуда, — вздыхаю я, засовывая лист учета в сумку.

— Пойди попрощайся с Фабианом перед уходом.

Она обнимает меня, и все начинают благодарить меня за работу. При этом как-то странно посматривают. Или у меня к подбородку марка приклеилась, или просто паранойя развилась. Проверяю подбородок. Нет, видимо, паранойя.

— Мы тебя найдем, — говорит Сэм. — Ни пуха! — И скрещивает пальцы.

Они стоят у дверей и улыбаются; я стучусь в кабинет Фабиана и оборачиваюсь:

— Он там?

По-моему, их сейчас от смеха разорвет.

— Да иди же, — подталкивает меня Дженни. Я открываю дверь.

— А, вас-то мне и нужно. — За столом Фабиана сидит Джулиус. — Проходите, — приглашает он.

— Хотела попрощаться с Фабианом, — с трудом выдавливаю я.

— Боюсь, Фабиана вы уже не увидите. Да вы садитесь.

Сажусь на стул, тщетно пытаюсь успокоиться. Лицо у меня горит. Джулиус с улыбкой разглядывает меня.

— Не надо было мне с вами болтать, но я не знала, что вы новый начальник. Обычно я не…

Джулиус поднимает ладонь, останавливая меня:

— Все в порядке, Эми. Вам не за что извиняться.

— Но…

— Никаких «но». Я считаю, что у вас замечательные предложения и идеи. И еще я считаю, что вы как раз тот человек, которого я ищу. Мне нужен личный ассистент, чтобы разобраться здесь со всем, и, думаю, вы идеально подходите на эту должность. Печатаете хорошо?

— Не очень, — ошеломленно признаюсь я, — но могу потренироваться.

— Я поговорил с Дженни и Сэм, они считают, что лучше вас тут еще никто не смог организовать работу. Я уже просмотрел ваше резюме. И, знаете, впечатлен.

Спасибо, Сэм и Дженни!

— Ну так что? Может, сэкономите мне время и силы на собеседованиях со скучными секретаршами и просто дадите шанс поработать с вами?

Дам ли я ему шанс?

* * *

Отпраздновав свое назначение в пабе с Дженни и Сэм, я мчусь к Джеку с бутылкой шампанского.

— Ты не поверишь! — кричу с порога, едва он успевает открыть дверь.

— Чему?

Вытаскиваю из-за спины шампанское.

— Можешь становиться домохозяйкой!

Джек и Мэтт искренне рады моим новостям. Мы сидим на кухне, пьем шампанское, а я в красках расписываю, что произошло.

— Когда приступаешь? — спрашивает Мэтт.

— Представляете, только через две недели! Значит, мы можем поехать в отпуск.

— В отпуск? — переспрашивает Джек.

— Конечно, а почему бы и нет? Как только я начну работать, отдыхать будет некогда. Я уже по дороге сюда все обдумала. Давай съездим на недельку в теплые края.

— А ты не слишком торопишься?

— Вовсе не слишком, у тебя целая неделя на раздумья. Ну же, Джек. Ты можешь себе это позволить, мы так здорово отдохнем.

Джек явно сомневается.

— На следующей неделе у Алекса мальчишник, — напоминает Мэтт.

— Я не забыл, — отвечает Джек.

Я так пьяна от шампанского и радости, что не сразу замечаю, как парни переглядываются между собой. Похоже, я чего-то не знаю.

— Ладно, что-нибудь придумаю, — говорит Джек. Он встает и направляется к холодильнику.

— Я ухожу, — вдруг объявляет Мэтт.

— Останься, — прошу я.

— Извини, не могу. Надо идти. Ну, веселитесь. — И он закрывает за собой дверь.

— Я что-то не то брякнула? — спрашиваю я.

— Нет, не волнуйся, все нормально, — отвечает Джек.

— Ты не обязан ехать, если не хочешь.

— Конечно, хочу. Алекс ведь друг Мэтта, а не мой. С ним я договорюсь.

— Вот и отлично. — Я спрыгиваю с табурета и обнимаю Джека. — Я так рада!

— Я тоже. — По-моему, звучит не очень убедительно.

* * *

Из 365 дней в году только семь я провожу в обществе, но каждый раз приходится разрываться в буквальном смысле.

Я еще не проснулась, но уже напряжена. Плюс похмелье.

Сегодня исполняется пятьдесят лет тетушке Ви. На юбилей в Хемел-Хемпстед меня пригласили с Джеком (явно мама руку приложила), но я лучше умру, чем представлю его своим теткам и кузинам. Не хватало еще дать ему повод задуматься о моей наследственности. Хотя с тетушкой Ви не соскучишься, и обычно я с удовольствием бываю у нее в гостях. В этом году у нее в саду будет надувной батут.

Я обещала маме, что приеду, но теперь придется звонить и отказываться. Мама вряд ли обрадуется.

Вечер тети Ви совпал с вечеринкой у Хел, которую она устраивает в честь дня рождения Гэва. Хел так долго готовилась — обсуждала меню, список приглашенных, — что, если я не приду, она меня никогда не простит. Кроме того, надо помочь ей с закусками.

Но хуже всего то, что и Хлоя сегодня устраивает барбекю. Когда я сказала Джеку, что собираюсь к Хел, он не на шутку обиделся:

— Но там все будут, и ты тоже обязательно должна прийти. Мы с Мэттом будем готовить.

— Я ведь уже обещала Хел.

— Это же не ее день рождения. Просто ужин. Она не расстроится, если одним ртом будет меньше.

— Еще как расстроится.

— Ладно, иди, — надулся Джек. — Но, знаешь, по-моему, это нечестно. Я, между прочим, отказываюсь от мальчишника, чтобы поехать с тобой, ты тоже могла пойти сегодня со мной. Я хочу всем тебя показать.

На автоответчике три послания от Хел. Я уже решила, что пойду сегодня на барбекю, но не могу представить, как ей об этом сказать. Мне действительно жутко хреново, но придется ей врать.

Когда она снова звонит, я отвечаю самым жалким голосом.

— Ты где была? — спрашивает она. — Я тебе все утро звоню. Ты что, забыла, что мы договорились идти за покупками?

— Я плохо себя чувствую, — отвечаю я.

— Джек там? — скептически спрашивает она.

— Нет, меня рвало.

— Похмелье?

Меня так и распирает сказать ей про новую работу, но я уже начала врать.

— Не думаю, что мне сейчас до магазинов.

— Но ты же обещала.

— Знаю, но мне очень хреново. Правда. Она вздыхает. Явно бесится.

— Ладно, но к вечеру поправляйся. Джек ведь тоже придет?

— Нет, он не сможет. У его тети юбилей или что-то вроде того.

— Но я же заранее все планировала. Ты могла бы меня предупредить!

— Ой, извини, меня сейчас опять вырвет. Иду в ванную и показываю себе язык. Теперь мне и в самом деле плохо. Знаю, что заварила кашу, и, похоже, дальше все будет еще хуже. Я никогда не вру Хел. И кстати, уже купила подарок Гэву. Поэтому придется мне к вечеру «поправиться». И Джек должен с этим смириться.

Весь день слоняюсь по квартире в дурном настроении. В шесть звонит Джек с мобильника Мэтта:

— Ты где?

— Я собираюсь…

— Приезжай скорей. Мясо отлично получилось. Я уже сказал Хлое, что ты придешь.

— Джек…

Но он уже отключился.

Сначала раздумываю, не пойти ли к Хел, а потом втихую улизнуть к Хлое. Но чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю — так будет еще хуже.

Придется кинуть Хел. Джека кинуть я не могу. После всего, что он сделал для меня, не могу. Несколько раз репетирую свою речь и звоню ей.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.

— Хуже.

— Ты что-нибудь ела?

— Нет. Все выходит обратно. Наверное, отравилась или инфекцию подхватила — у нас на работе несколько человек с желудком слегло.

— Хочешь, я за тобой приеду? Останешься у нас переночевать. И не волнуйся, не можешь есть — не надо.

— Хел, я не могу.

— Но сегодня же день рождения Гэва.

— Я знаю, но чувствую себя ужасно. Только праздник вам испорчу. Веселитесь без меня.

— Значит, не приедешь?

— Думаю, мне лучше лечь спать.

— Я тебе еще перезвоню, проверю, как самочувствие.

— Не волнуйся, я наверняка буду спать. Веселитесь. Поцелуй от меня Гэва.

Все. Теперь в рай мне путь закрыт.

* * *

До Хлои добираюсь очень долго и появляюсь там не в лучшем настроении. У нее квартира на первом этаже викторианского дома. Она встречает меня у дверей, ведет в сад. Я мельком оглядываю гостиную. Стильные деревянные полы, картины. Во всем виден хороший вкус. Даже сад в идеальном состоянии.

Джек и Мэтт колдуют у гриля, кроме них в саду еще человек сорок ту суется. Из колонок надрывается Арета Франклин. Все, кажется, уже пьяные.

— Хорошо, что ты смогла прийти, — говорит Джек и целует меня.

— Хорошо, — соглашаюсь я. Осматриваюсь, замечаю Мартина, брата Хел.

Он с кем-то разговаривает, углядев меня, салютует стаканом. Я машу ему в ответ. Все, я пропала. На этот раз точно. Он обязательно расскажет Хел, что видел меня здесь.

Я поворачиваюсь к Джеку.

— Есть будешь? — спрашивает он с набитым ртом.

— Нет, спасибо. Не хочется. Джек обнимает меня одной рукой.

— Ну, веселей. Это же вечеринка.

Веселей? Сейчас, когда вся моя жизнь летит коту под хвост? Я слабо улыбаюсь ему и спрашиваю через силу:

— Кто есть кто?

Он начинает перечислять:

— Это Стрингер, он работает в спортзале. Дамиен, старый школьный товарищ.

Дальше идет целый список имен, которые я никогда не смогу запомнить.

— А вот это Джонс, — наконец говорит он и показывает на парня в кожаных штанах. Парень очень симпатичный и явно сознает это, судя по его позе. — Держись от него подальше. У него от коки совсем крышу снесло. Черт, они идут сюда.

Девушка, которая вместе с Джонсом приближается к нам, кажется мне до боли знакомой. Вот только никак не могу вспомнить, где я ее видела. Наверное, модель или манекенщица — стройная, длинные светлые волосы. Очень красивая — глядя на такую красоту, невольно начинаешь подумывать о смене пола.

— Джек, у тебя отлично получается, — широко улыбается она.

Белоснежные зубы, без малейшего следа помады.

— Ты нас не представишь? — Она с любопытством оглядывает меня.

Джек прячет взгляд. Переворачивает стейк на гриле.

— Да, конечно. Эми, это Джонс, — говорит он, махнув между нами куском рыбы.

— Привет, — говорю я Джонсу. Джек прав. С первого взгляда очевидно, что он нюхает слишком много кокаина.

— И Салли, — бормочет Джек.

Я не сразу понимаю все значение этой фразы, но вскоре ужасная догадка поражает меня как молния: так это ее Джек рисовал? Голышом?

— А! — восклицаю я. — Так ты та самая Салли, с портрета. А я все думаю, где я тебя видела.

К счастью, в порыве притворного смеха я не захлопала себя по бедрам. Салли опускает взгляд, но она крупно ошибается, если думает, что мне неловко.

— С какого портрета? — спрашивает Джонс.

— Ну, знаешь, тот, — улыбаюсь я до ушей, — нагишом, который Джек пишет. Очень удачный портрет…

— Что?! — перебивает меня Джонс, вскидывая руку. На указательном пальце у него уродливый серебряный перстень с черепом. — Что?! — снова вопит он, откидывая с лица волосы.

— Ох… — Я зажимаю ладонью рот. — Это должен был быть сюрприз? — Я делаю виноватое лицо, поворачиваюсь к Салли. — Ты ему собиралась подарить свой портрет? Ой, ну конечно, это ведь такой… интимный подарок.

Я облажалась.

Сильно.

Очень сильно облажалась.

Салли сверлит Джека недобрым взглядом. На долю секунды воцаряется гробовая тишина, которую нарушает Джонс. Кажется, его сейчас разорвет. Он хватает Джека за грудки.

— ТЫ, УРОД НЕДОБИТЫЙ! — орет он и замахивается на Джека.

Все замирают.

Но Джонс промахивается и падает на гриль. Одной рукой с размаху он стукается об стол, переворачивая на себя соус; сосиски разлетаются во все стороны. Потом раздается треск падающего гриля, шипение кожаных штанов, поджарившихся на решетке, и, наконец, визг Джонса.

— Ну все, стерва! — орет Салли и со всей силы толкает меня на колючий розовый куст.

Она бросается к Джонсу, который пытается выкарабкаться из груды сосисок и железяк.

— Успокойтесь! — кричит Джек. Джонс отпихивает Салли.

— Шлюха! — орет он, с трудом сохраняя равновесие. Потом хватает вилку для гриля и бросается к Джеку. Гости испуганно скучиваются. Джек дергает к себе пластиковый стул, и несколько секунд они сражаются с Джонсом, пока тот не роняет вилку. Джек отшвыривает стул, пригибается и выставляет руки, словно готовясь к приему карате.

— Спокойно! — снова кричит он. Джонс отворачивается, опускает руки. Джек выпрямляется. — Давай спокойно все обсудим.

Но он не видит лица Джонса. Я догадываюсь, что сейчас произойдет, и хочу броситься к ним, но мое платье зацепилось за колючки.

— Осторожно! — кричу я, и на секунду Джек отвлекается. И конечно, именно в эту секунду Джонс наносит ему удар. Я вижу, как его кулак впечатывается в скулу Джека, слышу свой крик, потом вижу, как серебряный череп вспарывает кожу. Джек пятится, падает на стол, переворачивает его, в воздух летят бутылки и тарелки.

Мэтт, Дамиен и Стрингер кидаются к Джонсу, хватают его.

Я наконец отрываюсь от розового куста и бегу к Джеку. Джонс продолжает выкрикивать ругательства, пока Дамиен и Стрингер за руки и за ноги тащат его к выходу. Салли бежит за ними, и вскоре поток брани затихает вдалеке.

Я приседаю рядом с Джеком:

— Ты как, в порядке?

Он совсем не в порядке. Он держится за лицо и баюкает челюсть. Я протягиваю к нему руку, но он отталкивает меня.

— Оставь меня в покое! — шипит он с такой злостью, что я от неожиданности падаю на землю.

Он поднимается и, пошатываясь, скрывается в доме.

— Джек!

Но он не обращает на меня внимания.

Я прячу лицо в ладонях. Мэтт склоняется надо мной:

— Не волнуйся, он сейчас успокоится.

Все вокруг в шоке. Мэтт помогает мне встать, обнимает меня одной рукой за талию. Тут подбегает Хлоя. Она в ярости. Все вокруг сломано, в саду словно смерч пронесся.

— Где Джек? — резко спрашивает она. Я растерянно киваю в сторону дома.

— Господи! — закатывает она глаза, потом отворачивается и шагает к дому.

Несколько минут спустя нетвердой походкой я захожу в ванную и сажусь на крышку унитаза. Не знаю, сколько времени провожу так. Вдруг раздается стук в дверь и голос Мэтта:

— Эми? — Он снова стучит. — Эми, открой дверь.

— Не заперто, — хриплю я.

При виде выражения его лица я начинаю рыдать.


Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 110 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МЭТТА 1 страница | ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МЭТТА 2 страница | ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МЭТТА 3 страница | ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МЭТТА 4 страница | ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МЭТТА 5 страница | СВИДАНИЕ | ВЕЧЕРИНКА | ДОИГРАЛСЯ | БРОШЕННЫЙ | ОЖИДАНИЕ |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
РАССВЕТ НОВОГО ДНЯ| ЧЕСТНОСТЬ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.186 сек.)