Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 7. Прошло два месяца после свадьбы Ирбека

Прошло два месяца после свадьбы Ирбека. Таймураз не появился в ауле. Все стало ясно. Он и только он!.. Асланбек предполагал, почему Таймураз пошел на похищение. Заставив мужчин фамилии ползти на коленях к дому Дахцыко, Асланбек сам создал опасную ситуацию. Смыть позор нельзя иначе, как совершив возмездие. Но почему взял это на себя младший? Разве не было других? Или у них дух ослаб? На сей раз ему не удастся примириться с Дахцыко, если даже он приложит все свое умение, всю хитрость старого, опытного человека, на веку которого немало мудрых дел.

Скучая ли по Таймуразу или надеясь через его ближайшего друга понять, почему внук поступил так опрометчиво, Асланбек каждый день присылал за Муратом младшего из братьев Батырбека — Тузара. Вначале Мурат был насторожен, боясь, что ненароком обмолвится и выложит ему правду о похищении, но потом расслабился, потому что, во-первых, старец больше не настаивал, чтоб Гагаев признался в участии в горестном деле, а во-вторых, он убедился: общение с Муратом облегчало Асланбеку муки... Старец был в том возрасте, когда тянет на откровения и хочется поведать о самом сокровенном. Он признался Мурату, что страдает от того, что на старости лет получил от самого любимого внука такой жестокий удар. Он, гордившийся тем, что прожил свой век праведно, что не совершал поступков против совести, не мог простить Таймуразу, что из-за него на пороге смерти видит укоризненные и недоумевающие взгляды аульчан...

Почему он избрал для своих душевных излияний Мурата — он мог позвать любого своего внука — и тот внимал бы ему с открытым ртом и затаив дыхание, — загадка и для других, и для него самого. Может, оттого, что Асланбек был убежден: Таймураз совершил похищение не без участия Мурата. Впрочем, не исключено, что старец почувствовал в Мурате тоже страдающую душу...

Две раненые души потянулись друг к другу, и если не удалось излечить болезнь, то облегчение обоим все-таки принесли эти долгие встречи-беседы, встречи-исповеди.

— Я с восьми лет трудился. Пас овец. Не своих. Чужих. Батрачил у богатого Кайтмырзы. И рано познал, что такое несправедливость. Однажды ночью, когда на ущелье обрушился сильный ливень, оползень унес в пропасть отару овец, которых арендовал у хозяина чабан по имени Хазби. Он пытался спасти их, да и его самого бросило в расщелину скал. Едва спасли. Получив недобрую весть, хозяин поспешил в горы, да не один, а со своей красавицей дочерью Мартой...

Асланбек рассказывал так интересно, что каждый участник давней истории показался Мурату близким знакомым, точно он расстался с ним вчера...

... Опечаленные чабаны, сидя вокруг костра, тупо смотрели на огонь, над которым повис котел с кипящим варевом. На горной дороге показалась арба. Чабаны стоя встретили хозяина. Кайтмырза грузно сошел на землю, отыскал взглядом Хазби и сказал:

— Ты понимаешь, что тебе и двух жизней не хватит рассчитаться со мной? Ты обязан был каждый понедельник поставлять мне тридцать кругов сыра и бочонок масла, добавь сюда шерсть, что с каждой овцы должен был стричь по триста граммов в сезон. Договор мы заключили на пять лет. Представляешь, сколько ты задолжал шерсти, сыра, масла? А сама отара? Она ведь должна была увеличиться чуть ли не вдвое.

Каждое слово хозяина больно било не только по Хазби — оно отдавалось в душе каждого чабана.

— Я буду работать, — глухо сказал Хазби. — Я возвращу тебе долг.

— Э-э, легко сказать, — покачал головой Кайтмырза. — И дней и ночей не хватит...

Марта бродила неподалеку, стесняясь приблизиться к костру, Асланбек не сводил с нее глаз. Она быстро посмотрела в его сторону, взгляды их встретились, и он смутился.

— Что же мне делать? — беспомощно развел руками Хазби.

Ох как не хотелось Асланбеку возражать Кайтмырзе при Марте! Он пытался справиться со своим гневом, но это было выше его сил, и он воскликнул:

— Несправедливо же требовать у Хазби то, чего уже никогда не даст погибшая отара! Имей совесть, хозяин!

— Но я тоже не хочу терпеть убытки, — возразил Кайтмырза. — Всевышний не восполнит мне эти потери. Значит, должен Хазби. Случись это с тобой — и с тебя потребую. И получу, не сомневайся. Сполна!

— Все, хозяин, у тебя продумано. Выходит, и гибель отары тебе не во вред.

— Не серди хозяина — тебе же хуже будет, — промолвил кто-то из чабанов.

— Хуже?! — закричал Асланбек. — Да разве может быть хуже, чем сейчас Хазби? Кайтмырза желает на всю жизнь закабалить его, всю кровь его выпить, — он вскочил на ноги, взмахнул рукой: — А мы не дадим! Не унывай, Хазби! Я одиннадцать лет работаю на тебя, Кайтмырза, так? Посчитай, сколько уже моих овец в твоей отаре...

— Знаю, — ровным бесстрастным голосом ответил хозяин.

— Так вот, все они пойдут в уплату твоего долга, Хазби!

— Что ты, Асланбек! — испугался Хазби. — Ты и сам беден.

— Беден, — с сожалением признал Асланбек. — Мои овцы и двадцатой доли твоего долга не покроют. Но все-таки помощь. Мы ведь тоже ЛЮДИ! И мы всего лишь ЛЮДИ! Никто не знает, что ждет нас завтра. Почему бы тебе, хозяин, на миг не представить себя на нашем месте?

— Не могу, — покачал головой Кайтмырза. — Ни себя не могу представить на твоем месте, ни тебя — на своем.

— Думаешь, мы вечно будем батраками? — взревел оскорбленный Асланбек. — Увидишь — и я стану человеком!

— Не станешь, — возразил Кайтмырза. — Делая такие подарки, никогда не вырвешься из нужды.

— Вырвусь! — искоса посмотрел на Марту Тотикоев.

От Кайтмырзы не ускользнул его взгляд. Он усмехнулся.

— Может, ты мечтаешь и породниться со мной? Заметил: поглядываешь на мою дочь. Не смело ли?

— А что? — смутился Асланбек и, негодуя на себя за слабость, гордо поднял голову: — Разве я меньше тебя тружусь? Или хуже сижу на коне?

Хозяин искренне засмеялся:

— В ловкости, силе и джигитовке я с тобой соревноваться не намерен. И в танцах тоже. Но и ты не берись тягаться со мной в том, в чем я силен, — в богатстве, — и сурово спросил: — Что ты можешь дать моей дочери? Что у тебя есть?

— Многое! Такой крыши, как у меня, ни у кого в мире нет. Вот она, — поднял вверх руки Асланбек. — Заоблачное небо! Постель у меня самая мягкая — земля-матушка. Перина — трава альпийских лугов.

— Во как богат! — притворно ахнул хозяин. — Вот что он предлагает тебе, Марта. Пойдешь за него?

Девушка встретилась взглядом с растерявшимся от такой прямоты хозяина Асланбеком.

— Пойду, — неожиданно вырвалось у нее.

— Что?! — ошалел Кайтмырза — игра, к его удивлению, оказалась серьезной. — Ты пойдешь за этого голодранца?! — он покосился взглядом на оживившихся чабанов и убедился, что назад хода нет. — Ну что ж, присылай сватов, Асланбек. Но знай: и калым я потребую под стать заоблачному небу и земле-матушке. Не обессудь. Тот, кто так высоко держит голову, не должен скупиться на калым... Так ждать сватов?

— Пришлю, — твердо пообещал Асланбек.

— И они примут мои условия?

Асланбек посмотрел на покрасневшую девушку и перестал колебаться.

— Примут все твои условия, Кайтмырза, — и обратился к девушке: — У твоего отца не разбогатеть. Я поеду в долину на заработки.

Не постеснялась присутствия отца, кивнула Марта...

... В день возвращения Асланбека из дальних краев домой на его беду в ауле была свадьба. В разгаре была джигитовка, когда на дороге показался Асланбек. Позабыв о джигите, который то поднимал на скаку с земли шапку, то соскакивал с мчавшегося коня и опять влетал в седло, то пролезал под его животом, — оторвавшись от этого захватывающего зрелища, гости выжидающе уставились на приближавшегося горца. Асланбек опустил чемоданы на землю и поздоровался с аульчанами — спокойно и с достоинством. Кайтмырза, прищурившись, окинул оценивающим взглядом чемоданы и сказал:

— Долго же ты отсутствовал, Асланбек.

— Долго, — согласился жених.

— Расскажи нам, что видел, чем занимался, — осторожно прощупывал его Кайтмырза.

— Долго рассказывать. Время ли? — Асланбек показал на дожидавшихся своей очереди продемонстрировать сноровку джигитов.

— Ничего, и им полезно послушать, — оборвал его Кайтмырза. — Сообщи всем, поравнялся ли ты со мной достатком?

Тихо стало на площадке. Теперь уже все с напряженным интересом поглядывали на чемоданы. Горец посмотрел прямо в лицо Кайтмырзе.

— Если говорить о богатстве, то... нет, не разбогател я, — он потыкал ногой чемоданы. — Все, что здесь находится, и двух твоих быков не стоит...

Вздох разочарования пронесся по толпе. Кайтмырза довольно засмеялся, вытерев глаза рукавом черкески, притворно вздохнул:

— Бедняжка дочь сиднем дома сидит, дожидаясь жениха. Даже на джигитовку не пришла. Как она будет разочарована! — и назидательно произнес: — Убедился: сказать легко — сделать трудно.

Увлеченные разговором люди не заметили бежавшую со всех ног к площадке Марту.

— И что теперь, Асланбек? Будешь проситься ко мне в батраки?

— Придется так, — покорно согласился Асланбек.

— Но солидно ли будет бывшего жениха дочери брать батраком? Не осудит ли народ? — лениво размышлял вслух Кайтмырза и презрительно бросил: — А говорил, что вы тоже люди.

И тут раздался отчаянный крик Марты:

— Отец! — запыхавшаяся от бега, она упала на колени, обхватила голову руками и зарыдала взахлеб.

— Дочь, ты позоришь меня, — гневно закричал Кайтмырза. — Встань!

Марта подняла голову, прижав руки к груди, умоляюще простонала:

— Но я люблю его!

Не слова вырвались из ее груди — боль ее, многолетние ожидания, несбывшиеся мечты. Аульчане не только не осудили ее за несдержанность, они встали на ее сторону. В толпе раздались возгласы:

— Она ждала Асланбека шесть лет!

— Нельзя им врозь, Кайтмырза!

— Он работящий человек. И джигит что надо!

Из толпы выскочил пожилой чабан, закричал:

— Кайтмырза, говоря, что не все люди, ты бросаешь камень в каждого из нас. Но и чабаны — люди. А Асланбек — лучший из нас! Дайте ему коня, и приз по джигитовке будет за ним! Почему, хозяин, стоишь на пути дочери и Асланбека?

— Не твое дело, холоп! — отмахнулся от него Кайтмырза. — Я поступаю по обычаю. Я не выгнал сватов Асланбека. Но он не может внести калым. Кому нужны эти ящики? — кивнул он на чемоданы.

— Горцы! Сельчане! Давайте поможем Асланбеку внести калым! — закричал молодой чабан. — Помните, как он помог Хазби? Теперь Асланбек в беде. Не горюй, друг! Я отдаю десять овец!

— И я столько же! — подал голос еще один горец.

— А я бычка!

— Никто не останется в стороне!

Горцы в рваных черкесках, чувяках, в видавших виды шапках обнимали Асланбека, подбадривали Марту... Взволнованный до слез, Асланбек поднял обе руки:

— Спасибо, люди, но смогу ли я возвратить вам долг?

Пожилой чабан притронулся к плечу жениха:

— Сможешь — отдашь, не сможешь — обижаться не будем.

Толпа одобрительно закричала. Асланбек прижал ладони к лицу, чтоб скрыть слезы. Горцы озадаченно умолкли. Асланбек поднял лицо, проникновенно сказал:

— Люди! Я должник ваш!

— Ты человек! — закричал на всю площадь Хазби...

— Пока была жива Марта, я был тверд в своей клятве — жил для людей. Потом болезнь унесла жену. Я по-прежнему слыл справедливым и честным человеком... Но вот теперь... К концу жизни... — Асланбеку было невмоготу признаться в этом. — К концу жизни стал хитрить я. Нет, в просьбах людям я никогда не отказывал, но в ответ высказываю свои просьбы. И получается: люди за мою доброту рассчитываются. Я понимаю, что веду себя неправильно, страдаю от этого, но поступать по-другому уже не могу. И выходит, Мурат, что я по-прежнему должник у людей...

— И мне хочется каяться и биться головой о скалу... Точно укоряют горцы меня, обвиняют в том, что недостоин я быть среди них...

— Ага! — оживился Асланбек, словно давно ждал подобного признания Мурата. — Значит, и тебя проняло!.. А иначе и не могло быть. У всех, у всех это заложено в крови. Спроси у любой матери, из какого бы племени она ни происходила, какая бы кожа: белая, желтая или черная — у нее ни была, все равно, из богатой она или бедной семьи, — спроси, с плачем ли ее ребенок появился на этот свет, — каждая скажет: да. Каждый человек криком и слезами возвещает миру о своем рождении. — Асланбек пристально посмотрел на Мурата: — Думаешь, это случайно? Не-ет... У природы все продумано: что бы ни свершилось, какое бы явление ни произошло, — присмотрись и, если ты проницателен, найдешь и причины, и последствия... Да, да, не спорь и не сомневайся. Природа все предусмотрела... А человек плачем встречает этот мир потому, что рождается он... должником...

— Но как этот долг можно отплатить? — вздохнул Мурат. — Как?..

— В этом-то и дело, что никто не знает, как, — печально произнес Асланбек. — Хочешь поступить праведно, как нарты, сея вокруг справедливость, но часто твои шаги оборачиваются к одним добром, а к другим — злом... Неспроста, ох неспроста наши предки придумали поговорку: садись так, чтоб никто не сказал тебе «подвинься»... Не всем она нравится. Особенно тем, кто любит чужое прихватить да других обойти. Но я тебе скажу: первый, кто произнес ее, был очень мудрым человеком. Очень!.. Он понимал: чтоб отдать долг предкам, родителям, фамилии, племени, народу, что тебя родили, вообще человечеству, надо перво-наперво уметь найти свое место среди людей...

Мурат потрясенно не сводил глаз со старца. Уважаемый, почтенный Асланбек и не представлял, как важно было то, что Мурат услышал от него, услышал тогда, когда ему было так тяжко... Должник у людей... Может, это и есть то заколдованное слово, которое подскажет, когда и как надо поступать?

... Горцы недоумевали, чего это понадобилось у Гагаевых русскому каменщику и Мамсыру. На сей раз каменщик был в темной рубашке и сапогах. Дзамболат спустился с лесов, повел рукой, приглашая гостей к костру, возле которого на камнях установлена широкая доска, служащая вместо стола. Но русского тянуло к стене. Он осмотрел ее, потрогал, поковырял пальцем землю, которой были замазаны щели между камнями. Упершись руками о стену, каменщик шутливо спросил:

— Не жаль будет, коли завалю?

— Кому нужен дом, чья стена от одного напора завалится? — пожал плечами Дзамболат.

Каменщик приналег всем телом, но стена устояла.

— Ничего! — рассмеялся русский и полез на леса, жестом попросив Дзамболата показать, как он кладет стену.

Горец неторопливо засучил рукава черкески. Урузмаг подал ему камень. Дзамболат повертел его в руках, приладил к стене... Каменщик попытался сдвинуть его с места...

— Ловко! — воскликнул он и попросил: — Дай попробую, — долго прилаживал булыжник к стене, закончив, глянул вопросительно на Дзамболата, тот с сомнением покачал головой, слегка нажал на камень, и он пополз вдоль стены.

— Ишь ты! — усмехнулся русский и, обратив внимание, что Тембол сыплет из мешка в расщелины землю, удивился. — А почему не глиной замазываете? Вон ее сколько у реки!

— Нельзя, — покачал головой Дзамболат. — Камень скользит по глине, а к земле прикипает...

Потом они сидели у костра, и Дзамболат наконец высказал свою просьбу.

— Слышал я, русские — мастера возводить печи. Дыма в кухне нет, а огонь сильный и тепло в доме. Не сделаешь ли нам?

Каменщик показал на еду, разложенную перед ним, ответил:

— Человеку, который последний кусок мяса ставит перед гостем, как отказать? Сделает тебе печь Кирилл.

— Кто это Кирилл? — уточнил Дзамболат.

— Я, — стукнул себя по груди каменщик. — Закончу дом — приду к тебе...

***

Мурат понимал, что Таймураз с нетерпением ждет, когда он заговорит о делах в ауле. Но рассказывать о невеселой ситуации не хотелось. Однажды поздно вечером, когда они возвращались с охоты, Таймураз неожиданно поинтересовался:

— Скажи, как там Мадина?

— Мадина? — не сразу сообразил что отвечать Мурат. — Мелькает там среди девушек... А что?

— И долго я буду здесь торчать?! — будто это зависело от Мурата, воскликнул похититель.

— Ты спрашиваешь меня? — удивился Мурат. — А не лучше задать этот вопрос Дахцыко?

Таймураз поморщился:

— Мне нет дела до него. Меня больше волнует, что скажет Асланбек.

— И этого не могу тебе сказать, — перепрыгивая через расщелину в скале, прокричал Мурат.

— Выжду еще несколько дней, а потом спущусь в аул, — объявил Таймураз.

— Тебя там ждут, — кивнул Мурат. — Очень ждут. Просто жаждут увидеть.

— Ты смеешься, а мне несладко, — тихо признался Таймураз, когда они были уже возле родника.

— Чего тут плохого? — нахмурился Мурат. — Не один торчишь. С красавицей. И не голоден.

Таймураз помедлил, точно раздумывая, стоит ли говорить, и, решив, что стоит, спросил:

— Ты серьезно думаешь, что мне хорошо?

— Ты этого добивался.

— Я другую похищал, — вдруг зло сказал Таймураз.

— А эта чем плоха? — с ненавистью посмотрел на него Мурат.

Таймураз, глядя себе под ноги, тоскливо произнес:

— Все думаю... Нет, ничего плохого не могу сказать про нее. Она хорошая, а мне, Мурат, плохо... Представляешь?! Как за малым ходит за мной. Лучший кусок мне. Каждое желание мое угадывает. Для нее я... — он поискал слово, а потом пристально посмотрел на Мурата, — бог! Вначале забавляло, даже радовало... Теперь стало тяжело. Почему? Сам не знаю. Но не могу ее взгляд встречать. Он у нее знаешь какой? Отвернусь — на спине чувствую. Душа перед нею — как дно горного родника: каждая песчинка видна. Совесть давит! Я сам на себя не похож. Робеть начал. Мне и крикнуть охота, и глазом сверкнуть, и обидеть, и приласкать! А она от одного слова умереть может... — и он неожиданно закричал, хлопнув о землю трофей — тетерева: — Пусть молится, но не делает из меня бога!

— А ты скажи ей это, она и перестанет видеть в тебе бога, — насмешливо произнес Мурат. — Тебя любят, а тебе не нравится... Не понимаю...

— Я не хочу быть другим. Я такой, каким меня мать родила.

— Теперь понимаю, — перестал усмехаться Мурат. — У нее внутри солнце, а твой покровитель — черная бурка. Она добром тебя окутывает, а ты в темноту лезешь, злость свою прячешь.

— Не злой я. Суровый. Нежиться не желаю. Ни перед кем не буду скрывать, какой я, что у меня кроется внутри.

— От гордости все это, — решил Мурат.

— Ну и что? — вскипел Таймураз. — Гордый я. Таким родился, таким и умру. И ни перед кем не склонюсь! И судьбе не позволю шутить с собой!

— О судьбе заговорил? — встрепенулся Мурат. — Что ты задумал?

Таймураз вдруг остыл, покорно поднял с земли тетерева:

— Пойдем, ждет она...

***

... Таймураз дожидался друга далеко от пещеры, у входа в лес. Зря он так рисковал, ведь Дахцыко усиленно ищет его убежище. Упреки замерли на губах Мурата: Таймураз был какой-то чудной и напряженно о чем-то думал.

— Что с тобой творится, Таймураз?

— Может, мне в долину податься? — тоскливо произнес похититель.

У Мурата перехватило дыхание: неужто они посмеют отправиться на чужбину?

— В долину — далеко, — засомневался Мурат и, представив себе, что он больше никогда не увидит Зарему, с трепетом спросил: — И она согласна?

— Она?! — Таймураз посмотрел на него долгим, невидящим взглядом и неожиданно признался: — Я — как тур, которого охотники загнали к краю обрыва: у него одна дорога — в пропасть!

— Опять тебя мучает ее светлая душа, — усмехнулся Мурат.

— Зря ты так... — с болью сказал Таймураз и твердо, как окончательно решенное, добавил: — Уйду я...

— Куда?

— От нее, — пояснил Таймураз и отвернулся от друга.

Все в Мурате похолодело. Нет, Таймураз с ума сошел! О чем он говорит? Уйти от Заремы? Разве можно уйти от той, которую выкрал с риском для жизни? С которой живешь, как муж с женой?! Он бредит...

— Ты что-то не то говоришь, — сказал Мурат.

— Не могу я! — закричал на него Таймураз. — Пойми — не могу! И в конце концов, я не ее похищал!

— Что ж, теперь Мадину в бурку? — сердито спросил Мурат.

— Не зверь я, — обрезал, кольнув его злыми потемневшими глазами, Таймураз и упрямо повторил: — Но здесь не останусь!

— Возьмешь с собой Зарему, — выставил условие Мурат.

— Ты не желаешь понять меня! — закричал Таймураз.

Мурат пытался понять друга, но как влезть в его шкуру! Разве нет на свете совести? Почему не трогает его судьба девушки, которая по его вине оказалась в этой пещере? Он хочет оставить ее на произвол судьбы? Как же ей жить дальше? Возвратиться домой?! Опозоренную, да еще брошенную, Дахцыко ни за что не примет... У нее никогда не будет жениха. Она не виновата, что Таймураз ее похитил. Теперь ее судьба навеки связана с его жизнью, и он не смеет думать о будущем без нее!

— Ты не бросишь Зарему! — эта фраза прозвучала неожиданно не только для Таймураза, но и для самого Мурата.

У Таймураза сузились глаза до щелочек, вот-вот вспыхнет пламень гнева, который не усмирить без кровавого побоища. Мурат сжался, готовый дать отпор. Они стояли друг против друга, каждый чувствуя свою правоту, и достаточно было малейшего неосторожного жеста, чтобы они бросились в драку... И тут руки Таймураза безвольно повисли вдоль тела. Лицо помертвело... И эта перемена вызвала у Мурата неожиданную жалость... Он страдал и за нее, и за него. Где же выход?

— Погибнет она, — мягко сказал Мурат.

— Ты жалеешь ее?! — сжал пальцы в кулаки Таймураз. — А меня не жалеешь?! Гибну я! Не могу я всю жизнь быть рядом с ней! Не могу! Одна у меня жизнь, одна!..

— И у нее одна.

— О своей пусть позаботится сама! — оборвал друга Таймураз. — А я уеду. Уеду далеко!

— А ей куда, ей, опозоренной и слабой?!

— Отведешь в дом отца, — попросил Таймураз.

— Твоего? — удивился Мурат.

— Ее отца, — поморщился Таймураз.

— Не примет! — отмахнулся Мурат.

— Простит, — стал успокаивать его Таймураз. — Она рассказывает, что он ее любит.

— Честь фамилии дороже любви, — возразил Мурат.

— Так будет лучше и для нее, и для меня, — настаивал Таймураз.

— Не ври! — закричал Мурат. — Не о ней — о себе думаешь!

Таймураз отвернулся от него, сел на камень.

— Готовил засаду, а сам угодил, — вслух подумал Мурат.

— Обвиняешь, что я о ней не думаю? Врешь! Я о ней думаю! — глухо заявил Таймураз и закричал в отчаянии. — Не проси меня, Мурат, все рассказывать! Поверь: не могу с ней! И ей лучше будет, Мурат! Ведь я убегу и никогда не возвращусь сюда! Никогда она не увидит меня, не услышит ничего обо мне! Забудет, что был я! — он закрыл глаза и прижал кулак ко лбу.

— Тебе не ее жаль, — покачал головой Мурат... Он искренне недоумевал, как это можно не любить такую девушку...

Зарема встретила их у ручья. Вскочила, бросилась к Таймуразу, но в последний момент застыдилась Мурата, замялась. Теперь ее взгляд, которым она окидывала Гагаева, не был таким жестким. Она убедилась, что он им помогает, и это постепенно смирило с его частыми посещениями...

— Я приготовила еду, — сказала она весело. — Пойдемте.

— Ты опять не ела без меня? — строго спросил Таймураз.

— Не лезет в рот кусок, — искренне заявила она. — А я и не голодна. И разве нам неизвестно, что жена не должна раньше мужа к еде прикасаться?..

Жена?! Таймураз взглядом поискал сочувствия у друга, как бы сказав ему:

видишь, как с ней трудно! Простые вещи сложными становятся...

***

Таймураз прощался с Заремой. Но она не подозревала о разлуке. Мурату было не по себе и там, в пещере, и здесь, на скале, что повисла над долиной. Зарема весело шутила даже с ним, чего раньше не бывало. Но, видимо, есть предчувствие у человека!.. Когда горцы взяли свои ружья и направились к роднику, откуда вела тропинка к лесистой горе, Зарема вдруг увязалась за ними. Она собиралась провожать их до самого леса. Таймураз не разрешил ей. Тогда горянка обратилась к Мурату, который упорно прятал глаза, и предупредила его:

— Не увлекай Таймураза в горы. Первую дичь подобьете — и домой. Нам хватит! Не обязательно каждый раз стремиться притащить тура. Они лазают по скалам, да таким, что можно и сорваться.

Таймураз поспешно отвернулся и побежал по тропинке.

— Жду! — кричала она вслед. — Я не стану ужинать без вас! — ее постоянная угроза.

— Береги себя! — кричала она.

А Таймураз бежал, рискуя сломать себе шею на крутом спуске, но ему надо было поскорее уйти от этого крика. Он бил их нещадно обоих. Ведь хурджин, что Таймураз перекидывает через плечо, приготовлен в дорогу Муратом и им же, чтобы не вызвать подозрений у Заремы, тайно оставлен у ручья. Таймураз опять был прежним: нетерпеливым, гордым, сильным, деятельным...

Мурат вспомнил и произнес, делая последнюю попытку отговорить друга:

— Как молоденькое деревце она: все ей страшно — и порыв ветра, и поток ливня, и обрушившийся камень... Твое бегство надломит ее. Она же любит тебя, Таймураз!

Он повернулся к нему, торопливо заявил:

— И об этом я думал. И я не хочу, чтобы она знала, что сбежал я. Не хочу, чтобы страдала от мысли, будто не хотел ее. Правда ее убьет. Ты же мне поможешь, Мурат? Мы от нее ушли с тобой на охоту, так? Потом ты один возвратишься и скажешь, что я сорвался в обрыв и река унесла меня. Всем так скажешь!

Ему казалось, он это здорово придумал: и своего добьется, и Зареме будет лучше. Мурат невольно поддался самообману, но через минуту уже сердился и на самого себя, и на друга, зло выговаривая ему:

— «Сердечный» ты: прежде чем барану горло перерезать, делаешь ему последнюю милость — соль на язык кладешь!

— Осуждаешь! — оскорбился Таймураз и решительно заявил: — Я могу и в обрыв. На глазах у тебя. И врать тебе не придется. Хочешь, сейчас брошусь? — в нем билась прежняя горячность и отчаянность. — Но к ней не возвращусь!

Он и в самом деле был готов сейчас у друга на глазах броситься в пропасть. И не подумает ни о Зареме, ни о родных и близких, не подумает, что будет с Муратом, свидетелем его гибели, и как ему дальше жить с таким грузом на душе.

— Или ты мне поможешь, или я поступлю так, как сказал; и пусть моя смерть будет на твоей совести, Мурат. Вот так!

Уже прощаясь, Таймураз сказал:

— Захочешь увидеть меня, обращайся к сестрам Вике и Наташе, что в Ардоне, или к балкарцу Абуку — его все в Чегеме знают...

После того как Мурат проводил друга в дорогу, он долго тревожно блуждал по горам, не решаясь возвратиться к пещере и объясниться с Заремой. Мысли его метались от Таймураза к Зареме.

Мурат предполагая, что будет тяжело. Но если бы он знал, как ему станет невыносимо трудно! Наконец, больше медлить было нельзя. Еще издали он увидел Зарему, стоявшую на скале. Появление Мурата одного встревожило женщину; поглядывая вдаль, она ждала, что Таймураз вот-вот появится.

Едва Мурат, волнуясь, произнес заранее приготовленную фразу о том, что людям надо быть мужественными, что жизнь полна горечи и страданий, как она метнулась к нему, посмотрела снизу в лицо и вдруг ничком, точно получила сильный удар по голове, свалилась ему под ноги. Он растерялся от неожиданности. Но все же подхватил ее, показавшуюся совсем невесомой, на руки и понес к роднику. Дрожащими пальцами, расстегнув ворот платья, украденного Тотырбеком для нее у своей сестры, Мурат набирал ладонями воду из родника и брызгал ей в лицо. Он молил Бога, чтобы она скорее пришла в себя, и одновременно боялся предстоящего объяснения. Когда она открыла глаза и обрела силу что-то понимать, не дав ему и слова вымолвить, сказала твердо:

— Он жив!

Мурат, глядя на эти расширившиеся в ужасе глаза, едва не выдал тайну. Он отрицательно покачал головой. Еле слышно сказал:

— Он упал в пропасть...

Зарема приподнялась с земли, убежденно заявила:

— Он не мог умереть! Он не разбился! Он лежит там, внизу, на дне ущелья!

— Я спускался... Там нет... Унесла река.

— Нет! — засмеялась она. — Нет! Скорее! Нам надо скорее туда! Веди меня к пропасти. Нет, нет, не спорь — я знаю: он лежит там беспомощный! — она заторопилась. — Он ждет меня! Пойдем!

— Туда тебе не спуститься! Там глубоко... До реки целый километр, — в отчаянье он крикнул: — Он разбился, несчастный, он утонул.

Она задрожала от негодования:

— Ты ничего не знаешь! НИЧЕГО! ОН ЖИВ! Он ждет меня. ЖДЕТ!

Это было какое-то безумие. Она ничего не хотела слушать. И он повел ее к пропасти, которая была такой крутизны и глубины, что спуститься в нее было все равно что броситься вниз головой. Но Зарема рвалась вниз. Она твердила, что Таймураз жив, что надо обязательно отыскать его, что она твердо знает — он не погиб, потому что он не мог разбиться, он не мог умереть, когда она жива.

— О-о, почему я не пошла с тобой, мой милый Таймураз?! — рыдала она. Потом она умолкла, стала очень тихой, вдруг попросила Мурата извинить ее. Он было вздохнул с облегчением, но она тут же стала умолять его помочь ей спуститься к реке.

— Я должна быть там, — твердила она. — Должна быть там.

Мурат неотступно следовал за Заремой, боясь, что она с отчаяния прыгнет вниз. Горянка что-то кричала реке, она взывала к небу, она умоляла Всевышнего.

— Или возьми меня! — требовала она. — Возьми к нему! Я не хочу жить без него!

Мурат стал уговаривать ее возвратиться в пещеру. Но она отказывалась. День вот-вот должен был уступить ночи. До аула им идти да идти... Мурат настаивал, и тогда Зарема направила свой гнев на него.

— Ты! — бросила она ему в лицо свою боль. — Ты его лучший друг, а не спас его! Не спас!

— Ты не должна так говорить, — рассердился от несправедливого обвинения Мурат. — Я его пробовал ост... — в гневе он чуть было не проговорился. — Пытался спасти его!

— Ты и сейчас убегаешь от него! — кричала она, обличая его в бездействии. — Скрываешься! Почему ты не прыгнешь в воду? Почему не нырнешь и не вытащишь его оттуда? Если бы ты оказался там, мой Таймураз вытащил бы тебя! Он не дал бы тебе погибнуть! Он не трус!

Мурат был готов прыгнуть в реку, но что ему там искать?! Он не вынырнул бы из этого грозного потока, бросающего камни на утесы. Что щепка против этих огромных волн и свирепого течения?

— Нам надо возвращаться, — потребовал он. — Понимаешь? Ночью здесь нельзя оставаться. Это прибежище шакалов и медведей.

— Ну и пусть! — закричала Зарема, и голос ее перекрыл шум реки. — Пусть разорвут меня! Я не хочу жить!

— Тебе надо жить! Надо! — закричал Мурат. — Ты еще молода! Ты красива! Ты не останешься одна!

— Эй, Таймураз! — в отчаянии стала рвать на себе волосы Зарема. — Слышал бы ты, что говорит твой друг! — Она вдруг обернулась к Мурату и тихо, но так, чтобы он слышал сквозь шум потока, заявила: — Я ему жена! Я ЖЕНА ТАЙМУРАЗУ!

— Что ты говоришь?! Свадьбы не было...

— Все равно! Я ему ЖЕНА! — твердила Зарема.

— Ты еще будешь женой, — стал успокаивать ее Мурат. — Ты не останешься одна.

— Нет! Не смей так говорить! — она опять обратилась к потоку. — Я жена твоя, Таймураз, а ты оставил меня! Почему?! Как ты смел оставить меня?! Возьми к себе!

— Найдется джигит, и он возьмет тебя в жены, — убеждал ее Мурат.

— Я не хочу в жены! Не хочу! — отбивалась она от этой мысли. — Я люблю Таймураза! Я его жена!

Мурат стал терять терпение. Он взывал к ее сознанию, но она ничего не хотела понимать.

— Я отведу тебя домой, — заявил он.

— Домой?! — удивилась она. — Куда?! У меня нет дома!

— Здесь ты не можешь оставаться, — сказал он. — Я отведу тебя к твоему отцу, к Дахцыко.

— Нет! — отдернула она свою руку. — Я никуда не пойду. Я жена Таймураза. Я буду всегда его. Только его! — вдруг она умолкла и посмотрела на Мурата осмысленно и спокойно. — Я дам ему... сына.

— Сына?! — произнес потрясенный Мурат.

— Да, сына! — сказала она и тряхнула косами.

— Он знал?! — закричал теперь уже Мурат.

И тут Зарема заплакала, зарыдала в голос:

— Он не знал. Не знал — и погиб, несчастный. О находящийся на облаках! — закричала она, гневно взирая на небо, которое отсюда было видно узкой полоской, отчего оно казалось еще дальше и недоступнее. — Что ты натворил?! Если дал счастье, почему тут же отнял его? Или злой ты?! За что покарал нас? За что?! Молчишь? Значит, злой ты! Злой! — и вдруг опомнилась, испугалась, упала на колени, запричитала: — О прости, прости несчастную женщину, Всесильный! Дай мне последнюю милость, Боже! Дай сына мне! Сына, — и опять вскочила на ноги, потребовала: — Сына! Ты не смеешь не дать! Не для себя прошу. Для Таймураза! Я назову его Таймуразом. Он станет большим, он будет похож на него! И все будут говорить: вон идет Таймураз, лучший джигит ущелья! Он будет таким, Таймураз, я тебе это обещаю! — она вытерла слезы и заявила сама себе: — Я не умру. Я не погублю твой род, Таймураз! — и, вспомнив о Мурате, повернулась к нему. — Ты хочешь меня отвести в аул? Хорошо. Я согласна. Веди меня домой. В хадзар Таймураза.

Мурат опешил. Что она говорит? Разве это возможно?

— Послушай, Зарема, — сказал он несмело. — Ты же... Как же к Асланбеку? Обычаи...

— Я Таймуразу ЖЕНА, — сказала она убежденно, удивляясь, как это он не понимает. — Жена я. Он погиб, теперь я должна возвратиться под ту крышу, где он жил...

— Не примут, — вслух подумал Мурат.

— Я жена Таймуразу! — закричала она. — Перед Богом!

Потом, когда они были на полпути к пещере, она, отдышавшись после карабканья на очередной утес, сказала:

— А не примут — возвращусь в свою пещеру и буду здесь жить...

Нет, она оказалась отчаяннее, чем предполагал Мурат. Или она и в самом деле убеждена, что ее примут в доме Тотикоевых?!


Дата добавления: 2015-08-21; просмотров: 64 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 1 | Глава 2 | Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12 | Глава 13 |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 6| Глава 8

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.046 сек.)