Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Кампучия

 

Джед предоставил мне право выбора. Я мог пойти с ним за рисом или остаться на пляже и встретиться с ним позже. Он не слишком нуждался в моей помощи, поэтому я решил остаться. В любом случае, мне нужно было сделать свои покупки. Мне хотелось пополнить свой запас сигарет и найти батарейки для «Геймбоя» Кити.

В одном из кафе Хатрина я обнаружил магазинчик – или, точнее говоря, стеклянный прилавок с кое‑какими товарами. После покупки батареек и сигарет обнаружилось, что у меня еще осталось много денег на подарки.

Прежде всего я купил мыла для Грязнули. Это было нелегким делом, потому что в магазине продавалось несколько разновидностей мыла западного производства и несколько разновидностей местного мыла, но не было такого, каким пользовался Грязнуля. Я перебирал куски, прежде чем нашел одно мыло под названием «Люксум». На нем было написано, что это «мыло, обогащенное ценными компонентами, а к тому же душистое». Слова «к тому же» обратили на себя мое внимание, а слово «душистое» взяло в плен. Я знал, как это важно для Грязнули.

Затем я накупил целую кучу лезвий, которыми предполагал поделиться с Этьеном, Грегорио и Кити. Еще я купил тюбик пасты «Колгейт» для Франсуазы. Зубную пасту на пляже никто не употреблял: у нас было десять зубных щеток, находившихся в общем пользовании, хотя многие обитатели лагеря каждое утро просто жевали прутик. Франсуаза не имела ничего против общей зубной щетки, но тосковала по зубной пасте, поэтому я знал, что подарок ей понравится.

Следующей моей покупкой стали несколько пакетиков карамели – мне не хотелось, чтобы кто‑то остался с пустыми руками, – и, наконец, я купил шорты. Мои уже совсем изорвались, и я считал, что они протянут максимум месяц‑два.

Когда я покончил со всеми покупками, делать мне было больше нечего. У меня была еще одна бутылка «Спрайта», с которой я быстро расправился, поэтому я решил убить время, пройдясь по Хатрину. Но пройдя всего несколько сотен метров, я изменил свое намерение. Вокруг теснились только пляжные домики – смотреть было не на что. И я уселся на песок и принялся болтать ногами в воде, представляя удовольствие, с которым будут принимать на пляже мои подарки. В моей голове возникла сцена в духе «Астерикса»: по возвращении путешественники попадают на грандиозный пир. У нас не будет кабаньих туш и галльского вина, но будет много травки и более чем достаточно риса. – Сайгон. – произнес мужской голос, и я очнулся от своей грезы. – Настоящее сумасшествие.

– Похоже на то, – сказал другой голос, женский.

– Мы жили там два месяца. Место напоминает Бангкок лет эдак с десять назад. Может быть, там было даже лучше.

Я оглянулся и увидел четырех человек, загоравших на песке. Это были две девушки‑англичанки и два парня‑австралийца. Все они разговаривали очень громко, так громко, что, казалось, адресовались больше к прохожим, чем друг к другу.

– Да, но если Сайгон – сумасшедшее место, то Кампучия была чертовски нереальной, – сказал второй австралиец, тощий парень с коротко стриженными волосами, длинными баками и крошечной бородкой. – Мы пробыли там шесть недель. Остались бы и дольше, но уже заканчивались деньги. Нужно было возвращаться в Таиланд, чтобы забрать на почте перевод.

– Там хорошо, – согласился первый парень. – Можно было задержаться там на все шесть месяцев.

– Даже на шесть лет.

Я повернулся обратно к морю. Знакомый обмен мнениями, подумал я про себя, и не стоит в него включаться. Но тут я обнаружил, что не в состоянии от него отключиться. Все объяснялось даже не громкостью разговора – меня заинтриговали слова этого парня о Кампучии. Мне стало интересно, не новое ли это название Камбоджи.

Не раздумывая больше ни секунды, я повернулся к ним.

– Эй! – сказал я. – Любопытно, почему вы называете Камбоджу Кампучией?

Все четверо, как по команде, посмотрели на меня.

– Вы говорите о Камбодже, да? – продолжал я.

Второй австралиец покачал головой, но не потому, что был не согласен со мной, – это был отклик человека, который пытался определить, кто я такой.

– Вы говорите о Камбодже, правда? – переспросил я на тот случай, если он не расслышал меня.

– О Кампучии. Я только что оттуда.

Я поднялся и подошел к ним.

– Но кто называет эту страну Кампучией?

– Камбоджийцы.

– Но не кампучийцы же.

Он нахмурился:

– Что ты сказал?

– Мне просто интересно, откуда вы взяли слово «Кампучия»?

– Приятель, – вмешался первый австралиец, – какая разница, что мы называем Кампучией?

– Дело не в этом. Мне просто стало интересно, потому что раньше я думал, что Кампучия – это название, придуманное красными кхмерами. Наверное, я ошибся. Может быть, это старинное название Камбоджи, но…

Я осекся. Неожиданно до меня дошло, что все четверо смотрят на меня, как на сумасшедшего. Я неуверенно улыбнулся:

– Это не важно… Мне просто стало интересно, вот и все… Кампучия… Звучит как‑то странно.

Молчание.

Я чувствовал, как мое лицо покрывается краской. Я знал, что совершил какой‑то faux pas, но не догадывался, какой именно. С улыбкой отчаяния на лице я попытался яснее изложить свое мнение, но мое смущение и нервозность окончательно испортили дело.

– Я просто сидел здесь, а вы сказали «Кампучия», а я думал, что это название придумали красные кхмеры, но вы еще упомянули старое название Хошимина… Сайгон. Я не провожу параллелей между Вьетконгом и красными кхмерами. Нет, однако…

– Ну и что?

Это был закономерный вопрос! Секунду‑другую я обдумывал его, а затем сказал:

– Да вообще‑то ничего, по‑моему.

– Так чего ж ты пристаешь к нам, приятель?

Я не знал, что ответить. Я неуклюже пожал плечами и повернул обратно, чтобы забрать свою сумку с покупками, а у меня за спиной, я услышал, кто‑то из них забормотал: «Еще один лунатик. Никуда не деться от них». От этого комментария мои уши зарделись, а кончики пальцев стало покалывать. Такого со мной не случалось с раннего детства.

Когда я сел на свое прежнее место, то почувствовал себя скверно. Хорошее настроение моментально улетучилось. Я не мог понять, что уж такого я сказал. Я лишь хотел присоединиться к их разговору – что за преступление? Есть пляж и есть мир – провел я решительную черту. Мой пляж, где можно в любое время присоединиться к чьему‑либо разговору, и мир, где подобное запрещалось.

Через несколько минут я поднялся, чтобы двинуться дальше. Я обратил внимание, что голоса стали тише, и с тоской подумал, что разговор идет обо мне. Я пошел и вскоре обнаружил уединенную пальму, под которой и расположился. Мы с Джедом условились встретиться в том же кафе, в котором съели ланч, поэтому у меня в запасе было еще несколько часов. Слишком много часов. Ожидание, похоже, превращалось в тяжкое испытание.

 

Я выкурил подряд две с половиной сигареты. Мне хотелось выкурить три или даже больше, но, куря третью, я раскашлялся на добрых пять минут. Я с неохотой загасил ее и втоптал в песок.

Мое замешательство быстро сменилось раздражением. До этого Хатрин вызывал у меня сдержанное любопытство, но теперь я смотрел на него с ненавистью. Все вокруг было дерьмо: таиландцы улыбались, как акулы, и беззаботный гедонизм был подчеркнуто беззаботным, чтобы казаться правдоподобным. А главное, мой взгляд повсюду замечал признаки упадка. Дух разложения висел над Хатрином, как над загорающими москиты, привлеченные запахом пота и сладковатого лосьона для загара. Серьезные путешественники уже отправились на следующий в цепочке остров, недозревшие путешественники ломали головы, куда же исчезла отсюда вся настоящая жизнь, а орды туристов – те всегда катятся по наезженной колее.

Здесь я впервые осознал подлинную ценность нашего тайного пляжа. При мысли о том, что лагуну постигнет судьба Хатрина, кровь застыла у меня в жилах. Я начал рассматривать загорелые тела вокруг, как будто фотографировал врагов, запоминая образы и накапливая их. Время от времени мимо меня проходили парочки, и до меня долетали обрывки их разговоров.

Я услышал, должно быть, десятка два разных акцентов и языков. Я не понимал большинства из них, но все слова воспринимались как угроза.

Время тянулось, заполненное лишь этими мыслями, поэтому, когда мои веки отяжелели, я позволил им опуститься. Сказались жара и ранний подъем. Дневная сиеста представлялась желанным спасением от мира.

 


Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 63 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Ассимиляция и рис | Спокойной ночи, John‑boy | Негатив | Кораллы | Озарение | Невидимые струны | И тут появился взвод | ЗА РИСОМ | Спасая себя | Дальше на запад |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Возвращение| Я провинился

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)