Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Кризис новой власти 1 страница

Читайте также:
  1. Bed house 1 страница
  2. Bed house 10 страница
  3. Bed house 11 страница
  4. Bed house 12 страница
  5. Bed house 13 страница
  6. Bed house 14 страница
  7. Bed house 15 страница

 

«Как решить такую проблему: раз крестьянство не с нами, раз рабочий класс подпадает под влияние разных мелкобуржуазных анархических элементов, раз он тоже имеет склонность отойти от нас, на что же может опираться сейчас Коммунистическая партия?»

 

Юрий Милонов на X съезде РКП (б)

(март 1921 г. 1 )

 

Не осталось ничего, что бы могло препятствовать правительству, но и не было ничего, что могло быть ему опорой.

Алексис Токвиль 2

 

Политический кризис, охвативший РКП(б) в 1921—1923 годы, проистекал из того, что подавление партийных соперников не устранило разногласий, а только перенесло их с широкой публичной арены на внутрипартийный уровень. Такое развитие событий подрывало главные устои большевизма — партийную дисциплину и монолитность партии. Решения XI съезда косвенно приоткрывают суть происходящего: «Чтобы закрепить победу пролетариата и отстоять в обостреннейшей гражданской войне диктатуру его, пролетарскому авангарду пришлось лишить свободы организации все те политические группировки, которые были враждебны советской власти. Российская коммунистическая партия осталась единственной легальной политической партией в стране. Это обстоятельство дало, разумеется, много преимуществ рабочему классу и его партии. Но оно же, с другой стороны, вызвало явления, крайне усложнившие работу партии. В ряды единственной легальной политической партии неизбежно устремились, ища приложения своих сил, такие группы и слои, которые при иных условиях находились бы не в рядах Коммунистической партии, а в рядах социал-демократии или другой разновидности мелкобуржуазного социализма»3.

Как выразился Троцкий: «Наша партия — ныне единственная в стране; все недовольство идет только через нашу партию»4. Ее руководство оказалось перед роковым выбором: пожертвовать единством и всеми преимуществами, какие оно обеспечивает, снося инакомыслие в своих рядах, или искоренить его и любой ценой сохранить единство, даже сознавая угрозу омертвения аппарата партийного руководства и его удаления от партийных масс, которые такой путь сулит. Ленин, не колеблясь, избрал второй путь и тем самым заложил основу грядущему диктату Сталина.

Большевистское руководство, и в первую очередь самого Ленина, очень беспокоила бюрократизация власти. Они чувствовали — и это вполне подтверждалось статистическими данными, — что и государство и партию отягчает и тянет вниз паразитический класс функционеров, которые используют свое положение в личных интересах. Хуже того, чем мощнее становилась бюрократия, чем больше поглощала она бюджетные средства, тем хуже справлялась она со своими задачами. Это было справедливо даже в отношении ЧК/ГПУ: в сентябре 1922 года Дзержинский потребовал полного отчета о деятельности сотрудников, добавив, что ожидает «убийственных» результатов от такой проверки5. А для Ленина в последний период его жизни губительная бюрократизация стала неотступной заботой.

Тот факт, что феномен бюрократизации явился для советских вождей неожиданностью, служит еще одним подтверждением того, что за их суровым реализмом скрывалось удивительное простодушие*. Им следовало понимать, что полное подчинение государству всех сторон жизни, включая экономическую деятельность, неизбежно приведет к росту чиновничества. Но, похоже, им не приходило в голову, что «власть», которой им никогда не бывало достаточно, не только дает блага, но и налагает определенные обязанности, исполнение которых есть тяжкий повседневный труд, требующий привлечения соответствующего штата специалистов; и что от этих специалистов-профессионалов не приходится ожидать «беззаветной преданности» и забвения личных интересов во имя общественного блага. Бюрократизация, сопровождавшая становление большевистского строя, была наиболее всех выгодна выходцам из мелкой буржуазии, открывая перед ними невиданные возможности для чиновничьей карьеры, прежде для них закрытой6. И даже рабочие, сменившие фабричные цеха на конторы, переставали быть рабочими и пополняли слой чиновничества, хотя в партийных отчетах они продолжали числиться в рядах пролетариата: в частном письме Ленину Калинин требовал, чтобы рабочими считали только тех, кто занят ручным трудом, а «мастеров, отметчиков, сторожей» считать служащими7. Вот как писал об этом эмигрантский меньшевистский орган печати накануне нэпа: «...она [большевистская диктатура] выкидывала из всех сфер управления государственного и общественного не только царскую бюрократию, но и дипломированную, вышедшую из буржуазных кругов, интеллигенцию и тем открывала "дорогу наверх" тем бесчисленным выходцам из мещанства, из рабочих и крестьянских кругов, из армии и т.д., которые привилегиями имущественного и образовательного ценза прикреплялись к общественным низам и которые составляют теперь многочисленное "советское чиновничество" — этот новый по существу и по стремлениям мелкобуржуазный городской слой, всеми своими интересами связанный с революцией, потому что только она дала ему подняться до положения, освобождающего от тяжелого труда в производстве, и вовлекла его в механизм управления государством, подняв его над народной массой»8.

 

* В апреле 1921 г. Ленин признал, что в первые полтора года власти он не подозревал об опасности бюрократизации. Он публично заявил об этом только в 1919 году на VIII съезде партии, на котором была принята новая партийная программа, в которой признавался прискорбный факт «частичного возрождения бюрократизма внутри советского строя» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 229). Но и тогда Ленин приписывал это методам кустарного производства и торговли, вызванным гражданской войной (там же. С. 230).

 

Большевики не смогли предусмотреть такого хода развития, поскольку их философия рассматривала политику как побочный продукт классовой борьбы, а управление государством как не более чем орудие в руках правящего класса — в силу этих представлений государство и его служащие не могли иметь иных интересов, чем интересы класса, которому они были призваны служить. Та же философия не позволяла им увидеть истинные причины явления, даже когда им пришлось признать его существование. Ленин, совершенно в духе какого-нибудь царского консерватора, для борьбы со злоупотреблениями чиновников не мог выдумать ничего лучше, чем нагромождать одну «контрольную» комиссию на другую, рассылая во все концы проверяющих и полагая, что нет таких нарушений, которых не могли бы исправить «хорошие люди». Причины, кроющиеся в порочности самой системы, так и остались для него сокрыты.

Бюрократизация поразила и государственный, и партийный аппараты.

Хотя большевистская партия имела строго централизованную структуру, в ней традиционно сохранялись неформальные демократические отношения9. В силу принципа «демократического централизма» решения, вынесенные руководящими органами партии, должны были выполняться на низших уровнях беспрекословно. Но сами решения, принимавшиеся сначала в Центральном Комитете, а затем на Политбюро путем голосования, отражавшего волю большинства, вырабатывались в ходе свободной дискуссии, где каждый имел возможность высказать свое мнение. Высшие партийные органы регулярно интересовались мнением местных ячеек. Даже будучи по сути безграничным диктатором в стране, Ленин был лишь primus inter pares («первым среди равных») — ни в Политбюро, ни в Центральном Комитете не было должности председателя. Делегаты на партийные съезды — высший орган партии — избирались местными ячейками. Местные партийные руководители избирались рядовыми членами партии. И хотя Ленин почти всегда начальствовал, пользуясь своим авторитетом основателя партии, в действительности, тем не менее, он не мог быть в полной уверенности, что его мнение обязательно возьмет верх, — случалось, что и ему приходилось уступать.

По мере того как партия прибирала к рукам рычаги государственного управления, все сильнее разбухали и ряды ее членов, и ее управленческий аппарат. До марта 1919 года всеми вопросами организационной партийной работы и кадровыми заведовал один-единственный человек — Я.М.Свердлов. Он вел все повседневные партийные дела, предоставляя Ленину и его ближайшему окружению возможность решать вопросы политические и военные10. В любом случае такая система не могла бы просуществовать долго, учитывая, что в марте 1919 года в РКП (б) насчитывалось 314 тыс. членов. Неожиданная смерть Свердлова поставила партию перед необходимостью формализовать партийное руководство. С этой целью на VIII съезде партии в марте 1919 года были созданы два новых органа Центрального Комитета: Политбюро, поначалу состоявшее из пяти членов (Ленина, Троцкого, Сталина, Каменева, Н.Н.Крестинского), для оперативного рассмотрения насущных вопросов, не ожидая созыва ЦК в полном составе; и Оргбюро, также состоящее из пяти членов, для решения вопросов организационных, что на практике выражалось в назначениях на партийные должности. Третий орган ЦК — Секретариат, — учрежденный еще в марте 1917 года, до назначения Сталина в апреле 1922 года в качестве Генерального секретаря был занят по преимуществу делами канцелярского свойства. Секретари ЦК являлись и членами Оргбюро. Сравнивая текущие дела Оргбюро и Секретариата после прихода Сталина, трудно увидеть существенные различия в их полномочиях — обе структуры занимались кадровыми вопросами, хотя, по всей видимости, Оргбюро непосредственно отвечало за кадровую работу в целом11. Создание этих органов положило начало процессу сосредоточения власти в партийных делах на вершине административной пирамиды, в Москве.

К моменту окончания гражданской войны Коммунистическая партия уже имела обширный штат, занятый бумажной работой. Партийная перепись, проводившаяся в 1922 году, выявила любопытные подробности о его составе. Только 21% членов партии был занят физическим трудом в сельском хозяйстве или на производстве; остальные 79% заполняли всевозможные чиновничьи места*. Образовательный уровень партийцев был крайне низок и несоразмерим с той властью, которой они были наделены: в 1922 г. только 0,6% (2316 чел.) имели высшее образование, а 6,4% (24 318) среднее. Исходя из этого, один русский историк сделал вывод, что к тому времени 92,7% членов партии были полуграмотными (18000, или 4,7%, совершенно не знали грамоты)12. Из рядов чиновничества сложилась элита партийных функционеров, подвизающихся в Москве в центральных органах Коммунистической партии. Летом 1922 г. она составляла более 15000 человек13.

 

* Соловьев Н. // Правда. 1921. № 190. 28 авг. С. 3—4. Хотя эта перепись была не полной — она покрывала лишь 2/3 Российской Федерации, — результаты, касающиеся партии в целом, можно считать репрезентативными. Данные переписи не включали Москвы, сведения по которой были объявлены «недостоверными», но, если учитывать и эти цифры, соотношение партийцев-чиновников было бы еще большим, ведь столица была сердцем всей бюрократической империи.

 

«Бюрократизация партийной жизни влекла неизбежные последствия... Партийные чиновники, занятые исключительно партийными делами, имели неоспоримое преимущество перед теми рядовыми членами партии, которые работали на фабрике или в государственном учреждении. В силу профессионального занятия партийным руководством партаппарат становился центром, из которого исходила всякая инициатива и директивы и осуществлялся контроль. На всех уровнях партийной иерархии наблюдался переход власти, сначала от съездов или конференций к комитетам, которые ими избирались, а затем от комитетов к партийным секретарям, которые якобы исполняли их волю»14.

Аппарат ЦК постепенно, естественно и как-то незаметно подменил собой местные партийные органы не только в принятии большинства резолюций, но также и в подборе исполнительных кадров на всех уровнях. Процесс централизации на этом не остановился, развиваясь с неопровержимой логикой: сначала Коммунистическая партия подчинила себе всё политическое руководство в стране, затем ЦК взял на себя руководство партией, подавляя всяческую инициативу и критику, потом все решения за ЦК стало принимать уже только Политбюро, затем — триумвират — Сталин, Каменев и Зиновьев — стал полностью контролировать Политбюро и, наконец, за Политбюро стал все решать один-единственный человек — Сталин. Достигнув наивысшей точки диктата одного, процесс централизации не мог иметь дальнейшего развития, и в результате смерть Сталина привела к медленному распаду партии и ее власти в стране.

Уже в 1920 году привычной практикой Оргбюро было так называемое «назначенство», то есть назначение партийных руководителей местных организаций, не сообразуясь с мнением этих организаций15. В стране с многовековым бюрократическим укладом и системой управления путем директив, спускаемых сверху, такая процедура казалась нормальной, и несогласным с ней суждено было оставаться в непредставительном меньшинстве.

Несомненно, среди коммунистов были и такие, кто пришел по зову сердца, из идеалистических побуждений, но большинство вступало в партию ради тех преимуществ, какие это сулило. Члены партии пользовались привилегиями, которыми в XIX веке обладало дворянство, а именно — доступом к «ответственным» постам в правительстве. Троцкий называл таких партийцев «редисками», то есть красными снаружи и белыми внутри. Взобравшиеся достаточно высоко по партийной лестнице получали дополнительные пайки и доступ к закрытым распределителям, а также высокую зарплату. Они были недосягаемы для суда и следствия, что при российском беззаконии было весьма существенно. Следуя практике царизма, советское правительство уже в 1918 году установило принцип, согласно которому партийные функционеры не могли быть привлечены к суду за противоправные действия, совершенные ими при исполнении их партийных обязанностей16. Но если прежде чиновника разрешалось судить лишь по согласованию с его непосредственным начальством, то советский партийный функционер мог быть арестован «только с ведома и согласия партийной организации соответственно рангу, занимаемому им в партии»17. Ленин усиленно боролся с такой практикой, требуя, чтобы коммунистов карали за проступки еще суровей, чем других, но поломать укоренившийся обычай ему оказалось не под силу18. Статус партии, стоящей над законом, который был установлен с первых дней правления коммунистов, распространился и на отдельных ее членов.

Обладание такой властью в сочетании с неприкосновенностью не могло не приводить к злоупотреблениям. Уже на VIII партийном съезде (1919) раздавались жалобы на коррумпированность партийных работников и их отстраненность от народных масс19. Страницы большевистской печати изобиловали рассказами о презрении партийными работниками самых элементарных норм порядочности: судя по некоторым примерам, большевистские руководители вели себя словно помещики-крепостники XVIII века. Так, в январе 1919 года партийный орган печати Астрахани рассказал о визите Климента Ворошилова, сталинского товарища по оружию и командующего 10-й армией в Царицыне. Ворошилов появился в шикарном экипаже, запряженном шестеркой лошадей, в сопровождении десяти повозок с оруженосцами и около 50 подвод, груженных полными сундуками, бочками и всякой всячиной. Во время таких наездов местные жители вынуждены были прислуживать вельможным гостям, под дулом нагана исполняя все их прихоти20.

Чтобы покончить с подобным безобразием, партия в конце 1921 — начале 1922 г. провела чистку своих рядов. Хотя ее формальным объектом были карьеристы, которые вступили в партию, пользуясь упрощенными условиями приема, введенными в период гражданской войны, в действительности чистка была направлена против тех, кто перешел в РКП(б) из других социалистических партий, в основном меньшевиков, которых Ленин обвинял в том, что они заражают демократизмом и другими еретическими идеями коммунистические ряды21. «Вычищены» оказались многие, и вместе с добровольным выходом в основном не согласных с политикой партии рабочих число коммунистов снизилось с 659 тысяч до 500 тыс., а затем упало и вовсе до 400 тысяч*. В это время была внедрена практика испытательного срока для «кандидатов в члены партии», лишь после прохождения которого они допускались в ряды РКП(б). Исключения и добровольные выходы из партии в ходе последующих чисток (1922— 1923) свели численность ее почти к половине22. Эти процедуры могли избавить партию от меньшевиков и других «мелкобуржуазных социалистов», но не в состоянии были искоренить коррупцию в рядах большевиков. Злоупотребления не прекращались, поскольку они проистекали из привилегированного статуса партии и полной свободы от ответственности. Если рядовой гражданин ни как избиратель, ни как собственник не имел никаких способов взыскать с тех, кто управлял им, и если, более того, члены партии не несли ответственности перед законом, то административный корпус неизбежно должен был превратиться в замкнутую, бессменную и служащую исключительно своим интересам касту. Контрольная комиссия, учрежденная в 1920 г. для наблюдения за партийной этикой, сообщала: партийные работники понимают, что за исполнение своих обязанностей они несут ответственность только перед теми, кто им вручил власть, а не перед «партийными массами»23, не говоря уже о массах народных. Этим убеждением новый режим был обязан старому, где подобные настроения разделяло подавляющее число чиновников24.

 

* В сентябре 1922 года Орготдел сообщал Сталину, что в 1921—1922 гг. выход из партии по провинции колебался в пределах от 6,8 до 9,2% (РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2429). По мнению Калинина, большинство тех, кто покидал ряды партии, были крестьянами и рабочими (РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 27. Л 9).

 

Но хуже всего то, что партия сама создавала условия для коррупции. В июле 1922 г. Оргбюро приняло безобидно звучащее распоряжение «Об улучшении быта активных партработников», первоначально опубликованное в сокращенном виде25. Оно предусматривало введение шкалы заработной платы для партийных функционеров: они должны были получать несколько сотен рублей (новых), не считая прибавок на членов семьи и за сверхурочные, которые в совокупности могли составлять сумму, сравнимую с основным жалованьем, и это в то время, когда рабочий зарабатывал в среднем 10 руб. в месяц. Высшие партийные чиновники, кроме того, обеспечивались бесплатным продовольственным пайком, жилищем, одеждой и медицинским обслуживанием, а в некоторых случаях персональным автомобилем с шофером. Летом 1922 года «ответственным работникам», служащим в центральном аппарате партии, были выданы дополнительные продовольственные пайки по 26 фунтов мяса и 2,6 фунта масла в месяц. На железной дороге им предоставлялись специальные вагоны с мягкими диванами и освещением, тогда как простые смертные, которым посчастливилось достать билет, ездили в битком набитых вагонах в третьем классе или просто на товарных поездах26. Партийцы самого высокого ранга могли себе позволить ежегодно проводить от месяца до трех в заграничных санаториях, за что партия расплачивалась золотом. В ноябре 1921 г. не менее шести высших партийных руководителей проходили лечение в Германии, один из них (Л.М.Карахан) приехал оперировать геморрой27. Устанавливал эти льготы Секретариат ЦК, штат чиновников которого к моменту, когда его возглавил Сталин, насчитывал 600 человек28. Летом 1922 года особые привилегии распространялись на 17 тыс. человек, в сентябре того же года Оргбюро увеличило это число до 60 тысяч. Партийным лидерам выделялись дачи. И первым был Ленин, который в октябре 1918 г. занял дом в Горках, в 35 километрах к юго-западу от Москвы, бывшее владение царского генерала. Не заставили себя ждать и другие: Троцкий поселился в одной из самых шикарных подмосковных усадеб в Архангельском, владении Юсуповых, тогда как Сталин облюбовал себе дом нефтяного магната в Зубалово29. В Горках в распоряжении Ленина имелся автопарк из шести лимузинов, которым заведовало ГПУ30. Хотя он не искал благ для себя, но не гнушался просить за родственников и друзей, как, например, когда распорядился присоединять для скорости к военным эшелонам персональный вагон, в котором его сестра с семьей Бухарина ехали отдыхать в Крым31. Посещая театры и оперы, коммунистические вожди, как само собой разумеющееся, располагались в царских ложах*.

 

* Яркое описание привилегий, присвоенных себе высшим советским руководством, можно найти в кн.: Павлова И.В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск, 1993.

 

Неприметно новые правители переняли повадки прежних. Адольф Иоффе в 1920 году жаловался Троцкому на гниение, поразившее организм партии: «Сверху донизу и снизу доверху — одно и то же. На самом низу дело сводится к паре сапог и гимнастерке; выше — автомобилю, вагону, совнаркомовской столовой, квартире в Кремле или "Национале"; а на самом верху, где имеется уже и то, и другое, и третье, — к престижу, громкому положению и известному имени»32.

По словам Иоффе, сложилась новая психологическая установка «вождям все можно». Эти патрицианские замашки «слуг народа» не имели ничего общего с марксизмом, но хорошо соотносились с российской традицией.

Ключевыми фигурами территориального управления при новом режиме были секретари губернских комитетов партии (губкомов). Со времен Петра Великого губерния была основной административной единицей в России, а ее глава — губернатор — пользовался широкими исполнительными и полицейскими полномочиями как представитель императорской власти на местах. Большевистский режим перенял эту традицию: секретари губкомов стали, в действительности, преемниками царских губернаторов. Назначение на такой пост требовало высочайшего покровительства. До революции губернаторы назначались царем по рекомендации министра внутренних дел; секретарей губкомов назначал Ленин по предложению Оргбюро и Секретариата. Особый отдел Секретариата — Учетно-распределительный (Учраспредотдел), созданный в 1920 году, занимался отбором и перемещением партийных кадров. В декабре 1921 г. было постановлено, что пост секретаря губкома может занимать только член партии, вступивший в ее ряды до 1917 года, секретари уездных комитетов (укомов) должны иметь партийный стаж не менее трех лет. Все такие назначения совершались только с одобрения высшего партийного руководства33. Такой порядок мог помочь соблюсти дисциплину и единую идеологическую линию, но лишал партийные ячейки свободы в выборе своих руководителей. Незаметно для окружающих эта система назначений заметно укрепила власть центрального аппарата: «Право Оргбюро или Секретариата на одобрение кандидатуры... стало на практике равносильно праву "рекомендации" или "назначения"»34. Все это наблюдалось еще до того, как в апреле 1922 года Сталин занял пост Генерального секретаря.

В результате рядовые члены партии почти уже не могли влиять на назначения на ключевые партийные посты в губерниях, которые производились в основном из «Центра». В 1922 году 37 секретарей губкомов были смещены или переведены Москвой, а 42 назначены по «рекомендации» из Москвы*. Теперь, как и при царизме, главной характеристикой при назначении стала личная преданность режиму: в циркуляре ЦК «преданность партии данного товарища» предлагалась в качестве основного критерия отбора35. В 1922 году Секретариат и Оргбюро произвели более 10000 назначений36. Поскольку Политбюро было перегружено текущей работой, многие решения о назначениях принимались единолично Генеральным секретарем или Оргбюро. Часто в губернии посылали инспекционные комиссии для проверки деятельности губкомов — отголосок «ревизий» прежнего режима. На X партийной конференции, проходившей в мае 1921 года, было решено, что секретари губкомов должны каждые три месяца являться в Секретариат ЦК с отчетом37. В.М.Молотов, работавший в Секретариате, обосновывал внедрение такой практики тем обстоятельством, что, мол, предоставленные самим себе, губкомы углубляются в собственные, местные дела и не уделяют должного внимания всеобщим партийным задачам38. В действительности губкомы превратились в «приводные ремни московских директив»39.

 

* Fainsod M. How Russia Is Ruled. Cambridge, Mass., 1963. P. 633. Note 10. В 1923 г. Е.А.Преображенский утверждал, что 30% секретарей губкомов были «рекомендованы» ЦК, который он назвал «государством в государстве» (Двенадцатый съезд РКП(б): Стеногр. отчет. М., 1968. С. 146).

 

Кроме того, Секретариат пользовался правом подбирать делегатов на партийные съезды, номинально высшие органы руководства РКП (б). К 1923 г. большинство делегатов назначалось по рекомендации секретарей губкомов, которые, в свою очередь, сами были в подавляющем большинстве назначены Секретариатом40. Эта привилегия давала Секретариату возможность обуздать оппозицию среди рядовых членов. Так, когда на X съезде партии (1921) в остром споре столкнулись с ЦК так называемая «Рабочая оппозиция» и «демократические централисты», 85% делегатов при голосовании за предложенную ЦК резолюцию с осуждением несогласных взяли сторону ЦК, что, судя по имеющимся свидетельствам, едва ли отражало мнения партийного большинства41.

Так в рядах партийных работников образовалась своя аристократия. Практика, сложившаяся через пять лет после прихода большевиков к власти, далеко ушла от того, что декларировалось в первые дни, когда партия настаивала на том, чтобы ее члены получали меньшее жалованье, чем средний рабочий, и жили в квартирах из расчета комнаты на человека42. Позабыт был и принцип, согласно которому рабочие-коммунисты не только не имели каких-то особых преимуществ перед другими рабочими, но и несли «более высокие обязанности»43.

 

* * *

 

Все, что говорилось о бюрократизации партии, справедливо и в отношении государственного аппарата, где эта болезнь протекала еще наглядней. Всероссийская структура Советов очень скоро утратила то скромное влияние, какое она могла оказывать на большевистскую политику, и к 1919—1920 гг. превратилась в простую машину, послушно проштамповывающую партийные резолюции, проводимые через Совнарком и его органы. Выборы в Советы всех уровней превратились в простую церемонию единогласного одобрения кандидатур, предложенных партией: в голосовании принимали участие менее четверти имеющих право голоса граждан страны44. Советы превратились в бюрократические государственные учреждения, за которыми стояла всесильная партия. В 1920 г. — последний год, когда Советам было позволено открыто дискутировать, — жалобы на бюрократизацию были общим местом45. В феврале 1920 г. была создана Рабоче-крестьянская инспекция (Рабкрин), во главе которой встал Сталин, для контроля за злоупотреблениями государственных учреждений; однако два года спустя Ленину пришлось признать, что новый контролирующий орган не оправдал ожиданий46.

Бюрократизация правительственных органов легко объясняется в первую очередь тем обстоятельством, что правительство взяло в свои руки руководство теми сферами жизни, которые до октября 1917 находились в частных руках. Уничтожив частный сектор в банковском деле и промышленности, упразднив земства и городские думы, распустив все общественные объединения, правительству пришлось принять на себя исполнение их функций, что, в свою очередь, потребовало расширения чиновничьего аппарата. Достаточно будет привести один пример. До революции школы состояли на попечении отчасти Министерства народного просвещения, отчасти церкви и отчасти частных организаций и лиц. В 1918 году, когда правительство национализировало все учебные заведения, передав их в ведение Наркомпроса, тому потребовалось набрать штат, способный исполнять функции, прежде не входившие в сферу забот государства. Со временем на Наркомпрос возложили руководство всей культурной жизнью страны, почти целиком находившейся в частных руках, и поручили цензуру. Как следствие — уже в мае 1919 года штат Наркомпроса насчитывал 3000 служащих — в десять раз больше, чем чиновников соответствующего министерства в царские времена47.

Но расширение административных обязанностей было не единственной причиной роста советской бюрократии. Служащий, даже стоящий на самой низкой ступени чиновной лестницы, в тех тяжких условиях советской жизни, когда речь шла о выживании, получал существенные преимущества перед простым смертным, то есть имел доступ к товарам, для других недоступным, и возможность обогащения за счет взяток.

Результатом явилось колоссальное раздувание штатов. На фоне общего спада производства в многочисленных учреждениях, управлявших советским хозяйством, как на дрожжах вырастали все новые конторские места. В то время как число рабочих, занятых в производстве, сократилось с 856 тыс. в 1913 году до 807 тыс. в 1918-м, число чиновников возросло с 58 до 78 тысяч. Так, уже в первый год советской власти соотношение служащих к рабочим в сравнении с 1913 годом возросло на треть48. В следующие три года этот разрыв стремительно расширялся: если в 1912 году на каждую сотню заводских рабочих приходилось 6,2 чиновника, летом 1921 года их стало 1549. На транспорте при общем спаде производительности до 80% и неизменившемся числе рабочих штат чиновников увеличился на 75%. Если в 1913 году на один километр дороги приходилось 12,8 человека, считая вместе и служащих и рабочих, то в 1921 году на выполнение той же работы требовалось уже 20,7 железнодорожника50. Данные опроса по одному из сельских уездов Курской губернии, проводившегося в 1922—1923 гг., показали, что в местных сельскохозяйственных конторах, в которых при царизме было 16 служащих, теперь числилось 79 — при том, что производство сельхозпродуктов резко сократилось. В органах охраны порядка в том же уезде количество сотрудников в сравнении с дореволюционными годами удвоилось51. Самым чудовищным был рост бюрократии в учреждениях народного хозяйства: в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ) весной 1921 года значилось 224 305 служащих, из которых 24 728 работали в Москве, 93 593 — в губернских отделениях и 105 984 — в уездах — и все это в то время, когда промышленное производство, за которое отвечал ВСНХ, сократилось более чем в пять раз в сравнении с 1913 годом52. В 1920-м, к ярости и недоумению Ленина, в Москве насчитывалась 231 тысяча служащих, а в Петрограде — 185 00053. Всего между 1917-м и серединой 1921 года число госслужащих увеличилось почти впятеро — с 576 тысяч до 2,4 миллиона. И к этому времени число чиновников в стране более чем в два раза превышало число рабочих54.


Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 72 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: КУЛЬТУРА КАК ПРОПАГАНДА 2 страница | КУЛЬТУРА КАК ПРОПАГАНДА 3 страница | КУЛЬТУРА КАК ПРОПАГАНДА 4 страница | КУЛЬТУРА КАК ПРОПАГАНДА 5 страница | НАСТУПЛЕНИЕ НА РЕЛИГИЮ | НЭП, ИЛИ ЛЖЕТЕРМИДОР 1 страница | НЭП, ИЛИ ЛЖЕТЕРМИДОР 2 страница | НЭП, ИЛИ ЛЖЕТЕРМИДОР 3 страница | НЭП, ИЛИ ЛЖЕТЕРМИДОР 4 страница | НЭП, ИЛИ ЛЖЕТЕРМИДОР 5 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
НЭП, ИЛИ ЛЖЕТЕРМИДОР 6 страница| КРИЗИС НОВОЙ ВЛАСТИ 2 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)